А на лугах паслись стада, бежала ручейком вода, шахтёры рельсы касками
долбили. В пикеты шли учителя, митинговали доктора, Чечню, «отстроенную», снова
разбомбили
Вокруг вершились чудеса: без
очереди колбаса… девицы у столбов страдали, приняв вовнутрь наркоту (торгуя
девичьей моралью и обнажив мышленья пустоту)… а на асфальте тощий кот, кем-то
всуе позабытый… мимо в «мерсиках» народ… ушлый, продвинутый, сытый…
Снял городок погоны. Надолго ли?
Дай Бог, чтобы навсегда, раз уж так получилось… и навсегда в памяти людской
отложится то, которого уж нет… но ведь было?!
То, о чём здесь написано, ничего общего не имеет с романом Льва Николаевича и не претендует. Но мотивчик есть. Создавая этот мировой шедевр миразматической литературы, автор не имел в виду… а что имел, то написал: "Я хаю отечество, которое ест, и будь оно трижды… которое съело". С классикой не шутят…
Холл дома Павлова,
расположившийся на квадратных метрах выкупленного и приватизированного первого
этажа, изобиловал пространством, освобождённым от клеточных перегородок бывших
в употреблении квартир.
В банкетном зале "Goldwhisper" ("Золотой шёпот") проголодавшиеся сливки (в
смысле общества) рассаживались согласно занятому рейтингу и насиженным местам в
иерархии.
