ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Шёл моросящий дождь наперекор прогнозу. "Сухо и ясно…" - синоптик обещал. Но тем, кто делает погоду, никто не верил: "Блеф! Обман!" Привыкли, и ориентировались по приметам…

Под вечерней изморосью накрапывающих сумерек тихо взвизгнули протекторы. Блестящая (то ли от осадков, то ли с конвейера) BMW-5 с российским триколором государственной регистрации плавно припарковалась у гранитного крыльца. Шустрый молодой человек атлетического телосложения выскочил из салона через переднюю дверь, лихо щёлкнул каблуками и, приоткрыв заднюю, раскрыл огромный зонт, который в его ручищах грустно затрепетал слипшимся, почерневшим от зависти одуванчиком. В образовавшийся дверной проём просочилось тело влиятельного господина, вытесняя по закону Архимеда равнозначный объём плачущей атмосферы.

Выпущенное на волю тело под прикрытием раскрытого зонта самостоятельно продвинулось до входной двери, и брезгливо продефилировало мимо двух пулемётчиков местной охраны, которые были предупреждены и пули для острастки не метали, предоставив опознанному телу возможность скрыться в неизвестном (читателю) парадном подъезде.

Самодвижущееся санкционированное тело принадлежало "самому ему", Порфирию Прохоровичу Перефьютькину, который, как всегда, был первым, прибывшим на обязательный светский раут к госпоже Анне Павловой.

Законопослушная Анна Павлова, высокопоставленная светская вдова преклонного возраста, удерживалась и вращалась в центре определённых кругов, благодаря этим самым ежемесячным раутам и круглой сумме, оставленной покойником ещё при жизни в одном из швейцарских банков. Счётная палата заинтересовалась легитимностью незаконно вывезенных за границу миллиардов, но Анне это было как-то до шеи, и она, сверкая бриллиантами колье, щедро и вызывающе прожигала свой вдовий век.

-         Hominis est errare. Pax huic domiu![1] - сразу с порога вместо банального "Добрый вечер" поприветствовал её влиятельный Перефьютькин, дав понять, что он в курсе. 

Общались они на латыни (английский, французкий, немецкий… были для них недоступны, даже со словарём), что позволяло и подчёркивало… Пробудилась аптечная юность (оба начинали свою бурную карьеру с анальгиновой фармацевтики и небезуспешно).

-         Ave atque vale. Solamen miseris socios habuisse malorum[2], - поддержанная прямо с порога приятелем Анна любезно подставила кремовую (в смысле обильно смазанную кремом), но всё равно шершавую, припухлость ручки для ритуального поцелуя и продолжила белькотать на иностранном. - Sol omnibus lucet. Dum spiro, spero. Malum nullum est sine aliquo bono[3].

-         Nil permanent sub sole. Domi suae quilibet rex[4], - двусмысленно отреагировал Перефьютькин, нашаривая беспокойным взглядом "куда бы сплюнуть", а про себя подумал: "Да ты вроде бы и не худа, матушка, да и добра навалом".

Не отыскав и брезгливо сглотнув, Перефьютькин вальяжно расселся на мягкой мебели и, закинув ногу на ногу, поинтересовался:

-         Quot capita?[5]

-         Как всегда. Quot sensus[6], и все официальные.

-         Sed semel insanivimus omnes. Vir magni ingenii[7] будет?

-         Большого не будет. Да я и не собираюсь una mercede duas res assequi[8]. Конечно dulce laudari a laudato viro[9], но всему своё время.

Немного устав от церемониальной беседы, Анна Павлова изящно ковырнула в носу и перешла к делам житейским, дав тем самым понять, что и она в курсе. Коснувшись вскользь курса правительства в обменниках, она затронула болящие струны старой души приятеля. Имея троих великовозрастных детей (двух мальчиков и одну девочку), Перефьютькин тревожился за непутёвого младшенького, который порхал по прелестям светской жизни, не задумываясь о семейной.

-         Carori est auro juventus[10]. Ты своего балбеса ещё не женил? - тактично поинтересовалась Анна Павлова, интимно подмигнув состарившейся грудью. - Temeritas est florentis aetatis[11], но ты-то ведь давно отцвёл. Sapare aude![12] Внучку первого президента СССР проспал? Увели красавицу под венец. И других проспишь. Есть тут у меня на примете девица. Завидная невеста в столице. Её даже в "Большой стирке" несколько раз показывали.

-         Pares cum paribus maxime congregantur.[13] Чьих кровей будет? - заинтересованно полюбопытствовал Перефьютькин и, не обратив внимания на подмигивания, бесстрастно повёл взглядом в противоположную сторону.

-         А ты думешь чего её показывали? Nolo esse laudator, ne videar adulator[14], но кровь у неё той группы, которой надо. Запомни, её имя Элиз.

-         Si amicus meus es, tui amici mei sunt[15], попробуй моему младшему составить партию, в долгу не останусь. Bonus vir semper tiro[16], сам он вряд ли…

-         Paulatim summa petuntur[17]. Я постараюсь. Fortunam suam quisque parat[18], но эта судьба - злодейка. Credo quia verum[19]…

Возникшую близость и взаимопонимание в обсуждении грядущих брачных отношений на договорной основе внезапно прервал бесшумно появившийся мажордом и сообщил о приближающемся кортеже с мигалками.