Сбивал лесной народ с пахвей
искатель правды Муравей. Ушёл на пенсию старик, читал газеты, но не вник… не
смог мураш понять нюанс: кто правит в Киеве сейчас? Кто против нас, а кто за
нас и за кого теперь спецназ? Но не сдавался Муравей, затрахал всех лесных
зверей… Помог бедняге Страус, предложив свой ракурс: "Наклон, наклон,
затем кивок…" - и сунул голову в песок.
Кролик - грызун семейства зайцев,
глаз раскосый, ценный мех - претендовал не в одночасье на сомнительный успех. Обонял
Косой Шиншиллу из далёкого Дворца: "Яка гарна, яка мила! Всё при ней… i ще коса!" Но качает Кролик газ через нас. Это
маленький нюанс… вентиль р-раз!
Общага типа "Англитер"
транслирует спиричуэл. На подтанцовке неопознанные дети. На кухне мамки варят
борщ. Им заступать сегодня. В ночь. Эскорт-услуги до… и на банкете. А Украина
не пошла. Она бедна (ей грош цена). Не доверяют ей пока услуги эти. Кусочек
сала из села (того, где мама родила) и письмецо с приветами в конверте. Когда
немного обрастёт, со старшими в эскорт пойдёт. Там платят "добрэ" за
ночные смены. Прокормит, "мабуть", свой народ. На пользу всем пойдёт
эскорт: доллары, евро, шекели, иены…
Самостийная дивчина, ридна нэнька
Украина, над долами, над лесами, по проспектам и дворами прёт на Захид… Но не
прётся. Запад ридной не даётся. Север, Юг, Восток? "Нет! Не…" Варится
в своём гимне…
Я в Украине был. Шелковица,
каштаны… ну и конечно тополя. Запах акации… бананы… и ламца-дрица, и гоп-ля-ля.
Непобеждённые территории революции
процветали, красуясь дорогостоящим евростандартом, побеждённые - всхлипывали,
тужились и тоже гордились… своей дореволюционной нищетой. Их было больше.
Намного больше…
Дворцы и хижины… и графские
развалины… но люди те же… и реки, и моря.Окалины, прогалины, проталины… и ламца-дрица, и гоп-ля-ля.
"Сауна для Вас - 15 гривен в
час!" и просто: "Нотариус", "Медицинский центр",
"Парикмахерская", "Отель-мотель", "Школа для одарённых
бездарей"… Грязь базаров с разномастными киосками, на спинах которых:
"Итальянское белье", "Суши", "Пицца с доставкой",
"Французские духи на разлив"… и бесконечные развалы игровых
автоматов.
Раскрепощённая пролетарская мысль
бывших советских трудоголиков, капитально обосновавшись на занимаемых
территориях совдеповского жилищного фонда, кишела разнообразностью
индивидуальной предпринимательской деятельности.
"…и бился о землю, как рыба
об лёд, выпавший с неба пьяный пилот…" - это уже в телевизоре. И ГУАМ в
телевизоре (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова). Президентов этого содружества
показывали, которые весело дружили против России… на чисто русском языке!!! И
как-то грустно удивляла кондовость избранных персон, но главное ошеломляло, что
это правда, а не сон…
Отмытая под солнцем Юга и под
оранжевым дождём в безвластье бушевала вьюга, мол, не дадите - так возьмём. Шёл
передел советской власти из достопамятных времён. Трещали лбы, кипели страсти в
борьбе за рейтинги имён… Два Вити, Юля и Мороз майданили людей вразнос.
А в центре тротуара не до конца
прогретого города молодой человек прыщавой наружности и девушка не первой
свежести алчно жевали друг друга взасос под пристальным вниманием всё
понимающих прохожих…
"Чужбина родиной не
станет…" У каждого своя есть гавань и каждый к ней (к своей) плывёт, попав
в людской водоворот сомнений, чаяний, терзаний… Не надо веских оснований, чтобы
миграцию понять туда, где ждут отец и мать, когда надгробие поправишь и,
употев, простудно скажешь: "Здравствуй мама, здравствуй батя! Может быть я
и некстати… может надо было раньше появиться в доме вашем… - и, сглотнув слезы
комок, оправдаешься, - не мог…" (написал, а между строк бьётся строчка:
"Эх, сынок!")
Любой визит в город детства
начинается с кладбища. И в зрелом возрасте, и в пожилом. Зрелый - это когда
созрел и начал соображать кто есть кто и что к чему. Пожилой - когда пожил.
Пожил намного больше, чем осталось и на кладбище идёшь не с двумя цветочками, а
с целой охапкой бумажной мишуры или сухих бессмертников (иммортель по
научному). Твой город детства сместился. Во времени и в пространстве. И все,
кто тебя окружал, уже здесь (все - это те, которых ты в своём детстве бабушками
и дедушками звал, дядями и тётями). И уже некоторая толика сверстников здесь… и
ребят из младших классов.
Поэзия жизни: "Прохожий, не
топчи мой прах. Ведь я дома, ты в гостях". Чаще проза: "Да, здоровье
уже не купишь..." или "Дорогому(ой)… от…" Или сразу не поймёшь,
то ли поэзия, то ли проза: "Всё!"
Творения загробных дел мастеров
из гранита или мрамора, просто плиты с эпитафией,цитатой из некролога или эпистолой с того
света, а чаще с датами: родился - умер, просто холмики с табличкой,
увековечившей имя владельца на городских кладбищенских улицах, есть и
безымянные… и мусор, мусор, мусор от живущих изредка наведывающихся.
Любое городское кладбище - лицо
города. Хочешь узнать культуру временно проживающих горожан - езжай на
кладбище. Но, лучше, не делай этого. Береги себя. Инсульт ударит об асфальт и
сразу мягче станет время…
Закована в гранит река, а парапет
обсажен рыбаками. Детство мчится с далека семимильными шагами… На встречу с
взрослой мудростью спешит, со старческой сентиментальностью…
В асфальт закатанное детство в
душе оставило наследство: вот тут я был, вот тут стоял, мать вашу за руку
держал…
Дворы и дворики любимого города,
улочки-переулочки захламлены секонхендом оранжевых революций, бело-голубых
контрреволюций… Грибковый город парасолек (зонтиков). Грибки-зонтики
(парасольки) символизируют. Красные - отечественное черниговское пиво или
импортную колу. Жёлтые - Балтику. Зелённые, голубые, белые… и все вместе -
счастливую жизнь и полный достаток.
Царь Авгий (гад!) свои конюшни не
чистил добрых тридцать лет, лишь коммунисты шли на чистку, в руке сжимая
партбилет… А что ж сейчас? Куда равняться? В какие вляпаться ряды? Когда не
спишь, тогда не снятся ни ад, ни райские сады…
Староста класса из полузабытого
детства, Тонечка Худобёдрова, с высшим кораблестроительным образованием бизнес
свой имеет. Пончики печёт. Сытая, счастливая с благородной целью накормить всё
человечество благодатного самостийного края. За гривны конечно. А вот
Ефсташечка Веселова, просто девочка из того же полузабытого класса, с точно
таким же высшим образованием за удачным замужем. Да и сама не промах. Агентство
у неё своё. Какая разница какое. И агентура. Счастливая… А Вовочка - рабочий.
Тридцать лет у станка. Станок давно уже морально устарел, а Вовочка нет.
Виталик-шахматист газеты продаёт, не гнушается. Тарас в деревне водку пьёт,
спивается по-тихому, а Сёма, говорят, совсем умер. Фима, Зяма, Сюня и Нюма за
границей. Переселенцы. Любочка Чипиглазова английским владеет без словаря, тем
и кормится. Хватает. А круглая отличница Даша, гордость наша с золотой медалью,
на пенсии. Работает на пенсии. И тоже говорит: "Я состоялась…"
Состоятельные все. И дай им Бог.
Было красиво. Мост, Ингул, зелень
ландшафта… лета прелесть! Вечный огонь и караул… Но перестройки злая серость
наставила цветных ларьков - свободный вымысел неволи. Любовь теперь
любовь-морковь… и девочки предмет торговли.
Склевали птички часть зерна, и
поле стало однобоким. И однобоко тишина на танцплощадку к одиноким пришла
татарином незваным. И Архимед, иссякнув в ванной, заставил вас учить закон.
Потом француз Наполеон… и логарифмы, интегралы… Потом пелёнки… и авралом по
магазинам, на базар… Мужчина тот что был желанным стал неуклюж, не дюж и стар.
И сразу облысела осень. Зима прохладой обдала. Но если кто-то вас и спросит… вы
удивитесь: "Ну дела!"
Нечестно как-то с нами всеми. А с
теми прямо-таки классно! И сплошь и рядом семьи… семьи… Как будто мы не мы.
Напрасно. Но чтобы так и в самом деле, не тут-то было и не так уж. Всех как-то
вскользь и еле-еле лишили… И не взяли замуж. Куда уж! Не всем на всё у всех
хватает. Своя, конечно ближе к телу, но ты скажи, кому мешают? А говоришь-то не
по делу. Была бы, был, а дело №… и в номерах вино и бабы… Зато назло плохим
танцорам стремительней несутся Рябы…
Всем миром победили Маркса, его
протухшие идеи, и тут же скопом лицедеи вернулись к вере, что за дверью в семнадцатом
году осталась: "Скажи на милость, бес попутал…" - и, скинув ленинские
путы, "…везти с поклажей воз взялись…" Делились, ссорились, дрались
"…а воз и ныне там".
"Тётя Ктоня зычным благим
матом звала своего одноимённого супруга Ядохимиката Ивановича на ужин. И не то,
что матом… но то, что благим - это точно. И намерения у неё благие были -
покормить. И дядя Ктоня был не против, но…. его не было". Это зачин. Это
никакого значения не имеет. Это просто чтобы в разговор встрять. А разговор о
рынке будет.
На базаре, говорят, два дурака.
Один продаёт, другой покупает. Но тот дурак, который продаёт, навар имеет. А
тот, который покупает наоборот. Себе в убыток. И какой там ГУАМ? И сам ни гам,
и вам не нам.
Россия лет на десять (на пять -
это точно) опередила в своём развитии бывшие братские республики. Такая же
дура, как и все на этом колхозном рынке, но ей торговать есть чем. А этому
ГУАМу (ниваму-нинаму)?
Кишмя кишело… рыночки-базарчики -
живые существа… города детства можно сказать не было, а рынки были.
Город-рынок. Парасольки - это в центре и на уважающих себя окраинах.
Цивилизованно. Весь основной рынок на асфальте.
"Яблоки на снегу"? На
асфальте, милый, на асфальте. И яблоки, и груши… и при них Катюши, Наталки,
Галки и Оксанки. Одежда из Европы (секонхенд по-нашему) на бельевых верёвках,
на раскладушках. Торгуют заморским товаром и коммунизма навалом: "От
каждого по способностям, каждому по потребностям", - а брынза на асфальте.
Петрушечка, укропчик, сельдерей… вишни-черешни, клубничка, откуда ни возьмись…
на асфальте, милый, на асфальте.
"Судак! Креветки! Бычки!
Пеленгасик…" и всё это с мухами и с вонью, но уже не на асфальте, а просто
на земле… Конечно не всё так мерзко, как тут написано. Есть и павильоны, и
торговые залы… крытые. Гипермаркеты и супермаркеты есть, но основной электорат
от асфальта кормится…
Запах месяцами немытого тела,
сбившиеся в клочья волосы, не менее зловонные отрепья фабрики
"Большевичка", расслоённое заскорузлыми коготками изделие
"Скороход", беззубый рот, с аппетитом вкушающий зелёную булочку и
что-то с чем-то вместо глаз с очками. Человек? Человек. Никто не может лишить
его этого звания, кроме того, кто создал.
Этот тоже с запахом. Дезодорант
только что привезённый спецрейсом с Парижа. Костюм, трусы, носки, рубаха - от
законодателей моды, формирующих дизайн современной демократии. Офис, интерьер,
персонал… Он сквозь тебя смотрит. Заговорит, если удостоит, будто воздух
испортит. Чревовещатель. Но тоже человек.
И сотни, тысячи, миллионы
снующих, берущих, дающих, отпихивающихся и расталкивающих. Локтями, локотками,
локтищами… в борьбе за жизнь, за корм, за место под солнцем. Демократия!
Народовластие! Свобода и равенство граждан! "Равенство существует только в
гробу" (К. Колтон). Глупец! Извращенец. Перед Богом все равны ещё при
жизни, вот только локотки чтобы…