Каждый
может поднять то, что может. Это надо вовремя понять. Но бывает, временами
гложет. Это тоже надо поднимать… «Страшно не упасть, а не подняться».
Спетый хор сидит в Нижней Палате.
Хорошо сидит… и при зарплате. В футбол играет, ездит на курорт… А на просторах
(от края и до края), куда не ткни, везде народ. Живёт… от срока и до срока,
дожидаясь именин. Свобода есть (монастыри… приходы…) и фактор есть: "Не
каплет - нет причин". Лицом к народу - депутатов первородство. Седалища
мозоль нельзя назвать лицом. В народе безнадежное сиротство. К народу задом
пишут и закон. "На гумне - ни снопа, в закромах - ни зерна; на дворе, по
траве, хоть шаром покати", - старая песня (Кольцова слова), есть ёщё
песня, мол, прокати… меня Ваня на тракторе.
Лук воруют из-под рук, загубили
сочный луг. Плуг снесли в металлолом, вздули цены на паром…
Не мила и неуютна, расковыряна
сохой, а когда-то многолюдна пёстрой шумною толпой. Шли к ней роты на постой,
шли стада на водопой… хатки, мызы и подворья пахли мятной добротой…
Зарастает деревенька ковылём. В
город съехали соседи, поседели от трагедий, жизнь поддерживает медик… И в
погоне за рублём снится им душистый сенник. Грязный позабытый денник… буруны
снятся на стрежне. Птицы, рощи… как и прежде, торопливы, суетливы… Всё!
Проснулись. Утомились… Захлебнулись мокрым кашлем… На работу! Под начальство…
А слабо в ненастной мгле днём
вдвоём за окоём и в жмурки бегать? Или, обойдя колок, наметать приличный стог…
костерок… поспать чуток, отлучиться на часок, предавшись неге… Или запрыгать в
чехарду, забыв на время про беду… Натырить груш в чужом саду и угостить всех
домочадцев. Потом, умаявшись слегка, под гармошку трепака, потом река и берега…
и жимолости куст… зацеловаться…
Грозовая обстановка затянула
прозрачную лазурь небосклона серой пеленой. Набежавший ветерок обдул утомлённых
палящим солнцем владельцев садов и огородов свежестью долгожданной прохлады. То
тут, то там раздавались радостные возгласы во славу ветру. Как бы резвясь и
играя, срывал он яблоки, груши, сливы, роняя на потрескавшуюся землю
приусадебных участков и, нарезвившись, умчался куда-то. Мимо. Серая пелена, не
пролившись, подернулась белесой сединой. Над освободившимся пространством снова
навис садово-огородный зной. То тут, то там раздавалось недовольное бормотание
подбирающих яблоки, груши и сливы дачников…
“Мир российской усадьбы”
отставного полковника раскинулся на четырёх немереных сотках плодородной
Среднерусской возвышенности, включая в себя одноэтажную постройку, бревенчатый
сруб под баньку на два человекоместа и железную ёмкость на 5 м3дляхранения запасов воды сезонного полива. “Чёрное море” - надпись на
ёмкости, изготовленная из оставшейся от деревьев побелки указывала на её
дополнительные функции. Кусты смородины, малины и крыжовника, перемежаясь между
собой в определённом, известном только хозяину порядке, стояли на страже грядок
с клубникой, зеленью, морковью, луком, чесноком, редисом, свёклой…
В садовой части усадьбы
пятилетние плодоносящие деревья обозначали себя тремя сливами, пятью яблонями и
двумя саженцами вишен. Полковник двигался по усадьбе, как по территории
(военной территории), подвязывая, подкапывая, подщипывая, под неусыпным
контролем внутреннего голоса: “Не навреди! Ни себе, ни людям, то бишь
растениям”. Он и не вредил, но умудрялся… Благодать и тишина восстанавливали,
закаляли, оздоровляли. Чувство творца и хозяина природы приятно оседало где-то
в районе солнечного сплетения.
А ведь не было ничего. Пустырь и
колышки пограничные… Лучшую часть жизни отдал какой-то эфемерной
“обороноспособности страны” и “укреплению воинской дисциплины”, которых и
руками-то не пощупать. Да и, как оказалось, не надо это было никому. А на
усадьбе труда немного вложил и на тебе. Цветёт, растёт, зреет…
Подтягиваясь и оттягиваясь до
первой капли пота, полковник в трусах на босу ногу бежал под еще не успевший
нагреться душ, типа дачный, смывая и омывая… Придя в себя и искренне стесняясь
своего праздного бессрочноотпускного времяпровождения, он с головой окунался в
протекающие воды Волги… в десяти минутах ходьбы от садового участка. Издалека и
долго… а всё течёт… Волга!!!
Смуглые, цвета шоколада и цвета
кофе с молоком, и так себе бледноватенькие… постепенно заполняли, переполняли,
плескались и выплескивались на территорию провинциального пляжа. У некоторых на
купальных костюмах болтались “сотовые”, у некоторых “пейджера”, у некоторых
просто болтались… а были и такие, у которых свисали, провисали и совсем
обвисли. Все эти тела и их аналоги беспрепятственно омывались текущими водами
великой реки, потому как тела эти принадлежали хозяевам… а она, природа, в
услужении. Сколько зим и сколько лет? А все служит и служит… Хозяева меняются…
По вечерам полковник прохлаждался
на скамье палисадника, жадно впитывая, глотая и тщательно пережёвывая щебет
птиц, прохладу лёгкого дуновения ветерка, запах садового листа и спелой зелени.
Взгляд отрешённо парил, уткнувшись в темнеющие облака. На душе было спокойно и
непривычно. Организация боевой подготовки, подготовка к зиме, осенняя
заготовка… воинская дисциплина, боевая готовность, КТГ (коэффициент технической
готовности) и т.д. и масса неотложных дел отложенных навечно ушли во временную
бездну вместе с “ВЧЕРА” и “ЗАВТРА”. Осталось только “СЕГОДНЯ”. Будущего не
было, прошлое ушло… Всё крутилось, вертелось, спешило… Без него…
Раскинул локти
индивидуум, расталкивая вкось и криво. Лишь бы живо капиталец сколотить,
кредитоваться под сельхозкооператив… Такой сегодня жизни стиль. И трын-трава…
хоть не расти…
Лицам физическим кредит
материально не вредит. Сидит в окошке Афродита. Умна, контактна, мыта-сыта… В
этих делах она княжна. В этих делах она важна. Везде и всем всегда нужна…
Ноне должна. А у окошка фермер
Бенедикт. Навозом от него смердит. Напрасно Бенедикт стоит. “Тебе не дам!” -
таков вердикт.
В печи пирожки томный дух
издавали. Румяной на противне воображали… За пирожками вдогонку интенсивную
возгонку на самогонном аппарате вёл скрупулёзно дед Игнатий. Смердело… Корова
Зорька шла на дойку, роняя по двору лепёшки… Цыпоньки клевали крошки… Вечерело…
С тёмной будки пса Тарзана разносилось вкруг духмяно… Кот Василий жрал сметану,
что свихнула баба спьяну… Багровело… Морда багровела у Игната. Целил он в
Василия лопатой… Пострадал козёл невинно… Увяз бородатый в помёте курином.
Раскудахталась Хохлатка… Лишь приезжие с устатку спали. Сладко… В смысле хорошо
иметь домик… В деревне?!
Ни евши ни крошки, ни пивши ни
капли, кучно крестянье приезд ожидали. Большие люди должны понаехать, чтоб
любопытствовать, как, мол, успехи… Приехали. Местным властям наподдали. Народу
чего-то там рассказали…
В волоковом окне дым кудряво
клубится. Топят баню курную - с дороги помыться. Копошится хозяин, шарит в
подполье. Там - нищета, плесень, бездолье… “Кал еси… вонь еси… подпол холопий…”
- шепчет под нос и пяткою об пол… Рядом озёрце (а в нём караси). Бредень худой
у заросшей стези…
-Дом еси?!
Неказистый, но всё-таки дом. Чащоба лесная? Кругом бурелом? Есть ведь опашка,
гектара на три. Что ещё надо?! Бери и живи…
-Нетути, тятя,
на что это взять, мать пресвятая… - и так мать… и так.
Скучно уставился на потолок.
Приезжий полез на верхний полок:
-Ты,
крестьянин, ропщи, не ропщи, живёшь на земле. В ней и водка и щи…
Попарился барин и за гостинцы… а
в плошках и чашках - с опашки землица… Несолоно убыли баре. Но всё же острастку
дали… по полной аграрной программе. Остался народ в печали…
"Куд-куда???" - вслед куры кричали…
"Ужасно скучаю от огорчений,
после всяческих нововведений, - дед над письмом корпел (внуку на e-mil). - Молоко пошло на
Milky-Whey, в огороде лишь один пырей. Привозное кушаем. У наших - пофуизм…
Чёлн бережём. Летом - круиз… Импортную собираю тару. Складываю штабелем в
чулан. Оклемаюсь, вошь ядрёная, с угару, буду строить нью-аэроплан… и улетим к
е… матери (еврейской матери, в Израиль)…" - а дальше, что и как, не
написал…
«Ежели чаво, мужики на аэроплан
скинутся, и улетят к е… матери, а нам каково? Частную недвижимость на аэроплан
не загрузишь, да и не купит никто, ежели чаво. Ежели чаво, то таво… ёптыть!»
Рекрутировали дровосеки лес.
Сосны набирали в мачты. И спилили всё окрест. Удачно. Лишь лиственница на корню
осталась. Она особо в мачты и не рвалась. Разлаписта, ветвиста, сучковата…
Жизнь на корню дороже, чем зарплата…
Живёт страна "…за
баррель", баронам потакая. А люди в той стране от края и до края, от
выборов до выборов, в хрущёвках прозябают… на пустой желудок. Им не до шуток… И
на селе живут. От завтрака и до обеда, не замечая, что там у соседа на ужин
будут подавать. Им тоже наплевать. Самим бы ночку скоротать и зорьку встретить…
Не до жиру. День прошел, и быть бы живу…
-У нас столовые
приборы из майошора (мельхиора).
-А у нас из
серебра… - заумная беседа шла между двумя роскошествующими госпожами.
-Я Пупсика
отправила в деревню, к маме… - в салоне красоты напедикюренные до светской
дурноты две фурии плоды вкушали те, что мужья им созидали на ниве рыночной
морали и рассуждали о делах вселенских, о нравах светских…
Их бы обратно, к маме. На
свиноферму. Вот там и выдавали б перлы, повышая свинопоголовия привес.
"Прынцэс" у нас хватает. Свинарок дефицит. Импорт едим… а от него
тошнит.
Москва бурлит, кричит: “Спешим…”
а за Уралом - Усть-Ишим …и самолёты не летят “туда”… и не ездят даже поезда.
Глубинка! Постперестроечного рынка… Там экономика простая. Там водку пьют… и
выживают (а кто не пьёт, в милицию идёт и пьяных, выживших, сажает).
Внутри Садового кольца Россия.
Мозги крутые, лопатники тугие… Господа! Зачем вам в Подмосковье огороды и
клеточные небоскрёбы в Первопрестольной перенаселённой? Езжайте в Усть-Ишим!
Постройте путь железный и платформу. Разгрузитесь, и двигайте реформы! И флаг
вам в руки… и вертикали рост… и ВВП экономический прирост… А интеллект, который
“там” во вред, можно черпать в глобальном Интернет.
