С учёным видом знатока, сушил
кондомы на заборе… Козьма Прутков учил: "Зри в корень!" - но очень
трудно до мозгов добраться. Оградил бы кто от профанаций. Умам усталым от
абстракций несбывшихся реформ, возможность дал бы разобраться в развале правил,
прав и норм…
Речь его была несвязна, а он
связал её (с собой). Она рвалась своеобразно (как будто бы в последний бой).
Прямая речь. Без экивоков (без недомолвок и намёков). Он всё, что знал, то
говорил. Он встал во фрунт (упрятав тыл). Что там подумают о нём, его никак не
волновало. Он с детства лёгок на подъём (на спуск чего-то не хватало). Он резал
правду-матку вслух. Он разносил всех в прах и в пух… Глаголал без умолку (и всё
про палки-ёлки).
План выполняет
"инкубатор", трибунов в люди выпуская. И ораторы орут. За
процветание, за труд. За жизнь достойную, за Русь исконную… Потом едут за
границу, кинув матушку-столицу. Поглядеть… (на их отели). Шопы посетив,
бордели… возвращаются назад… и, снова оседлав трибуны, "патриотизм"
несут в электорат. После пламенных речей выступает казначей. Гонорары раздаёт.
Люд на выборы идёт…
Он великодушным был. Справедливым
был и честным. Жил, не взирая и блюдя… Украли его. Упрятали и истязали, пытаясь
превратить в скота…
Он не сдавался, свято веря. Но
вот прошла одна неделя. Вторая, третья… За жизнь хватаясь из последних сил он
рассудительно решил: "Я буду жить! Чтоб отомстить!" И истязал себе
подобных. Таких как он. Живых. Пленённых. И есть с корыта заставлял, и сам
хлебал в согбенной позе. Он по земле ужом елозил…
И заслужил. Его с блюдца кормить
начали, а потом и вовсе отпустили. Оклемался он. С четверенек на ноги встал.
Распрямился, высокий пост занял и изрёк: "Я великодушно их прощаю!"
И тех, кого он замордовал,
выживая, тоже реабелитировали. Посмертно…
Не вхож я в торговую сеть. Ни в
точки, ни в разветвлённую. Мне стыдно на это смотреть. На самость людей
уязвлённую…
Баба меня послала. Сама с
внуками, ей некогда, а меня послала. В смысле помощи, гуманитарной. Купил. Но
не всё. Дыню, капусту и два кабачка баба просила. Кабачков не было. Были дыня и
капуста. Взвесили. Дыня - 23 р., капуста 16 р.
"Итого 41 р.", -
девочка торговая мне так посчитала. А я после инсульта, но думаю. Думаю:
"Или у неё в детстве с арифметикой проблемы были, или у них у всех так… и
килограмм заметно полегчал".
А теперь ты мне скажи, что я
делать должен был по твоей религии? Возлюбить её как ближнюю и отдать 41 р.?
Так я не лох какой-нибудь. Затеять скандал? Так я не… и вообще. Смысл? Не брать
капусту и дыню? Так жена послала.
Я ей тридцать девять рублей
отдал. Она: "Спасибо" (в смысле за покупку, их так учат). И я ей:
"Спасибо" (меня так давно научили). Она мне: "Приходите
ещё". Я ей: "Приду"…
Не вхож я в торговую сеть. Ни в
точки, ни в разветвлённую. Мне стыдно на это смотреть. На самость людей
уязвлённую…
Хотелось бы пожить там, где живут
амёбы. Без инфузорий. По-простому. И образ жизни - генуинный. От природы. Т.е.
первичный. Т.е. удобный. От корпоративного отличный. Где нет градации: на
"всем", на "всё", на "лично". Галантный деспот и
пошляк любезный там неуместны, да и неизвестны. Притворщицы и лицемерки там
иноверки. Там… Там, где амёбы человеков не бывает. Высокоразвитые мы! Вот и
страдаем…
Великолепный светский паб, пивной
в альтернативу, соорудил бывший прораб и торговал в нём пивом. Пиво любое, всех
сортов, которые в рекламе. Бизнес пошёл. Пошёл и «клёв». Клевали…
Департамент «Прав-Неправ» пивного
потребителя без лишних и ненужных фраз закрыл бизнес строителя. Сему виной
масса причин. Мол, нет для выборов кабин… Мол, оформления витрин статьями
Конституции… Мол, ты у нас такой один без гражданской функции…
Перестроился прораб.
Переоборудовал кабины. Витрину укомплектовал… Вот только места нет для слива
(отработанного пива). Но это уж не департамента проблема. «Как потребитель
пьёт, пусть так и льёт…» Дилемма!
Не исповедую, не верю ни раввину,
ни архиерею. Верю в Создателя, который Мир создал. В людей не верю. Верю в
криминал. О, Господи! Дай разума народу, который принял за свободу беспредела
передел. Который терпит и терпел…
Вечереет. Вновь на рынках
дорожают утки. Гаснет электричество в окне… И легавые снуют повсюду. Суки…
едкий дым… торфяники в огне…
* * *
В лесу
раздавался
топор
дровосека…
За ним остался коридор и санный
путь средь пней деревьев. Промчался словно метеор сквозь соснячок и завязь
елей. Он одной левой (топором) махал направо и налево. Он кастинг днём ещё
провёл. Вчерашним днём. И нет проблемы: "100 р. за каждый ствол сосёнки
(по 150 он брал за ёлки) пусть и не всё, хоть полвязанки (навалено с горой на
санки), то вроде бы и ничего под Новый Год…" "Ату его!" -
команду фас давал лесничий. Борзая - "Сука! Рахитичка!" - не сильно
прытко поспешала: "А на фиг нужно без навара?!"
* * *
Ты всегда
должен быть первым
и стоять
впереди других;
никого не
должна любить
ревнивая душа
твоя, кроме…
Ног и рук не замочив, клал чужие
кирпичи кряду, в ряд и по наряду, прогибаясь по обряду… и пробился наконец.
Молодец! Лихой купец!
Деформация - изгиб. Где-то в
пояснице. Не дефект это - гибрид. Помесь льва с куницей.
Деформирован как тип. Сам собой
гордится… и в провинции сидит. Утверждён столицей!
Важно смотрит. Свысока. С
птичьего полёта. Упорхнёт за облака, если где-то, что-то…
Сладким лепетом речей иерархии
ручей, разобравшись кто есть чей (протеже и казначей), задом наперёд течёт. А
потом наоборот…
Венценосный Гамадрил сам себя на
пост пробил. И с поста, как с куста… Красота!
* * *
Плохи,
согласен, стихи;
но кто их
читать заставляет?
Овидий
Маменькин сынок, Гошенька, от
Армии отмазался за грошики. От Армии отмазался за грошики. Без гроша остался…
Ахти-тошненьки.
Мчался "Кадиллак" по
дороженьке. Был самодовольный, хорошенький. Торопился видать к Боженьке… руки…
ноги… голова… Ахти-тошненьки.
Торговала на базаре тетенька.
Торговала так себе, ничегошеньки. И наторговала… ничегошеньки. Обокрали тётю…
Ахти-тошненьки.
Вдова Шура, одна-одинёшенька,
отдалась судьбе… за две сотенки. Вдова Шура, одна-одинёшенька. Обокрала себя…
Ахти-тошненьки.
Ножки тоненьки, спинка прогнута.
И не светленька, и не тёмненька. Нос холодненький, ручки тёпленьки. Экономика…
Ахти-тошненьки…
Ожесточённо продавал семейный
волос на шиньоны. Растил в горшочках шампиньоны… Мать его обматерила, мягко
обозвав дебилом (тёща грубо обложила), но он чувствовал наживу. Рвал и метал.
Торговал…
Бывший прораб Педрилло не
брезговал мотивом. Торговлей не гнушался. Фарт
искал. И даже как-то было, сдал судью на мыло. За всё Педрилло брался. Отнюдь.
Не процветал. С душою принял рынок, а рынок этот - фигу. Бездушным оказался.
Скуповат. Всё косо как-то, криво и не справедливо. Мечталось по-иному, мол,
рынок тороват.
Задумался Педрилло: "А что б
такое двинуть, чтоб это приносило, не Бог весть, но доход?" - и, почесав
затылок, додумался Педрилло. Ведь он прораб, а не суетный лох.
Сканировав намётанным чутьём
сложившуюся обстановку развития капитализма в отдельно взятой стране, он уловил
веяния и чаяния. Открыл на нераспаханной доселе ниве предпринимательства свой
малый бизнес по изготовлению и реализации фаллосов-имитаторов. В натуральную
величину. Из папье-маше. Подрядил доморощенных, но крупных, специалистов этой
области (жену с тёщей) и дело пошло.
Выпускаемая имитация ничем не
отличалась от оригинала (по внешнему виду) и пользовалась спросом. Спрос рождал
предложение. Тёща и жена продуктивно клеили, Педрилло торговал, продукция
раскупалась и окупалась. По всем правилам рыночной торговли. С лицензией,
сертификатом качества, разрешением пожарной инспекции и т.д., и т.п., налогами,
оброками ирекламой…
На шее она, реклама, у него
висела. Картонка с цветными печатными (и непечатными) буквами, как положено:
"Хрен на тебя положили? Купи, и сам на всё положи!" И покупали,
раскупали, с руками отрывали… и ложили. Жена с тёщей не успевали. Производство
расширили. Заводик построили. Инвалидов рекрутировали, обеспечив трудовую
занятость части населения. А население большое. Спрос не падал. Доходы росли…
Завистникам на диво рос и прораб Педрилло. И СМИ не преминуло: "Бурный
рост…" Был спрос.
Торговый люд - устроитель быта.
Издревле Русь торговлей избыта. Лесоповал, звероловство, бортничество…
(доходный промысел древнего общества) Русь истощили внешней торговлей,
увлёкшись порубкой, откачкой и ловлей. Россия в зажиточных девках ходила.
Благоухали цветы полевые. На холст просились луга. Певчие птицы слух услаждали,
уютно рассевшись на ветвях азалий. Зверь наполнял леса (стволы под небеса!) Но
появилась корысть. Кончилась райская жизнь. Невольничий рынок покупок-продаж
установил на Руси патронаж…
Человекобортничество
- это новое веяние российскогорынка
взамен старого промысла древней Руси бортничества (бортничество - добывание мёда лесных пчёл; борть - улей в дупле или
выдолбленном чурбане). Бортевое человеководство наших дней актуально и
высоко рентабельно. Выше некуда…
В поисках прожиточной
пыльцы рыночного уровня, дающей достойную возможность реализации собственных
интересов (типа: сауны, кегельбаны, бары-казино, мальчики-девочки…)
человеко-пчёлы и даже человеко-трутни сами слетаются, как мотыльки на огонёк,
бережно неся в своих ещё незагруженных лапках полный пакет продажных акций:
раскрашенное портфолио, приукрашенное резюме… и другие аспекты индивидуального
промоушен (типа: пиджак, ботинки, галстук… короткая юбка, глубокий вырез,
длинный разрез…) Persona! Но пока ещё non grata (в смысле вне закона о праве на труд и на отдых).
Их встречают начальники и,
бесцеремонно сунув в дупло немытую загребущую руку с грязными нестрижеными
ногтями, определяют количество и качество имеющегося в наличии мёда.
Удовлетворив потребность фирмы на свой вкус, страх и риск, начальники отсылают
осчастливленные персоны в кадры, где их оформляют, отнимают человекообразность и обращают в персонал. Затем
специально назначенные высококлассные специалисты откачивают мёд из вновь
поступившего материала и, доведя до изнеможения, возвращают обратно, на
свободу, но уже не медоносным дуплом, а выдолбленным опустошённым чурбаном… "А за что это так рогоносцев не любят?" А за то
же самое…
