Он обиделся. Они вместе пили.
Потом напились. А потом он замахнулся и оскорбил его действием, нанеся тяжкие
телесные повреждения. Обидно…
И она обиделась. Он её затащил в
постель, не тот, другой, и оскорбил бездействием. Уснул. Обидно…
И те обиделись. Им якобы
повысили, а прожиточного минимума всё равно нет. А тем и не повышали последних
два года. Так работают. На пониженной. А те за сутки проживания в отеле десять
тысяч долларов платят, а у этих даже рублей нет заплатить за 16 квадратных
метров постоянного места жительства и их выселяют за то, что нет. А те платят
из последних, но им периодически отключают. Обидно…
А чего собственно обижаться? И на
кого? Если только на себя. Кто их заставлял с этим пить, а к тому в постель
лезть? Никто. Сами захотели…
Жизнь - воплощение забот и ожиданье
перспективы. Шефу заглядываешь в рот… а мысль: на кухне кран течёт, трусы надел
наоборот, придёт с бутылкой друг Федот… зачем жене презервативы? Со дня на
день, из года в год кружит забот круговорот: семья, работа, досуг и карьера…
Устав от жизненных хлопот, начислив в пенсионный фонд, угомонился… Жизнь - это
афера! Перебирая день за днём, которые прожил живьём, на мир не смотришь с
умиленьем. Вот и сегодня прошёл день… а мысль: какая дребедень! И даже то, что
написал ("нравоученье")…
Артемий Ксенафонтович Недюжин
сладко потянулся, бросил нежный взгляд на будильник и опять уснул. Ненадолго.
Минут на пять. Через пять минут обласканный взглядом будильник обиделся на
нелогичность действий уж больно суверенного субъекта пестуемого вертикально
народа и подал душераздирающий голос. Артемий пулей метнулся к взломщику
частной жизни, но было поздно.
-Артамоша,
люлисимо, - проскрипела заспанная жена, копируя многодетную итальянку из
рекламы на свой лад.
Артемий Ксенафонтович лезть в
холодильник не стал, а сразу полез к делу. Да и дело собственно плёвое. Правда,
порядком поднадоевшее.
Исполнив в течение нескольких
минут то, что от него требовали брачные обязательства и супружеская верность,
Артемий Ксенафонтович заторопился.
На работу он прибыл скучно и
вовремя. На первый этаж прибыл. Возбудив персональный компьютер хозяйской
недвижимости, Артемий Ксенафонтович углубился, но до запланированной глубины не
добрался. Зазвонил телефон внутренней связи и Недюжин, выслушав и приняв к
исполнению, резко метнулся в кабинет непосредственного начальника, который
этажом выше (была ещё уйма начальников, здание-то многоэтажное, но этот -
непосредственный).
-Чем
занимаешься, Недюжин? - спросил непосредственный начальник, насквозь пронизав
Артемия Ксенафонтовича менторским взглядом, который, не ощутив должного
сопротивления, упёрся во входную дверь.
-Делом…
-Брось ты это
грязное дело. Займись вот этим. И чтобы через два часа у меня на столе…
Недюжин поспешил к себе и
попытался углубиться в новое дело, но тут зазвонил телефон внутренней связи.
Потом внешней, потом опять внутренней. Потом пришёл из дружественного отдела
друг Борис, который в отличие от рекламного кота Бориса был всегда голоден и с
утра обходил все дружественные и недружественные отделы на предмет "…чашечки
кофе". Через два часа позвонил посредственный начальник. Не с особо
высокого этажа.
-Чем
занимаешься, Недюжин?
-Делом…
-Это не дело.
Займись делом и чтобы через два часа у меня на столе…
Артемий Ксенафонтович
добросовестно наплевал на все эти дела, сходил во внутриведомственный пункт
общественного питания, где ежедневно возрождалась очередь забытого напрочь
социализма, затем сдал деньги в благотворительный муниципальный фонд помощи
асфальтоукладчикам ямочного ремонта, зашёл на планёрку к заместителю одного из посредственных
многоэтажных начальников, где в течение трёх часов решался вопрос какую бирку
вывешивать на время уборки уборной и вывешивать ли вообще. Менеджер по клинингу
предлагала, зам опровергал, остальные незаметно позёвывали, а Артемий
Ксенафонтович обыграл в дорожные шахматы опоенного кофеем Бориса. Потом он
запомнил свежий анекдот в специально отведённом месте для курения и, вернувшись
к исполнению, взглянул на телефон внутренней связи. Телефон звякнул.
-Как дела,
Недюжин?
-Делаются…
-Делу время… и
все дела у прокурора, - начальственно пошутил телефон внутренней связи. -
Займись-ка лучше…
-Так ведь
рабочий день уже…
-…и чтобы к
утру у меня на столе! - категорически пророкотала трубка не терпящим возражений
голосом из-под небес…
Артемий Ксенафонтович Недюжин
сладко потянулся, бросил нежный взгляд на почерневший, но отдыхающий ПК
хозяйской недвижимости и опять уснул. Ненадолго. Начинался новый сумасшедший
день…
"Сексопыльная бабёнка! -
выдал Триминатор Фёдорович в окружающий эфир открытым текстом и брезгливо
проводил взглядом нагло движущийся субъект в нужном ей направлении. - Пивко
посасывает! Да с её губищами отсасывать надо. Бесплатно!"
Редко снующие прохожие
безразлично шмыгали туда-сюда, не обращая внимания ни на правдолюбца, ни на
случайно подвергшийся правде-матке субъект. Следующими были бездомный шелудивый
пёс и мимолётная пичуга. Выдав и им полагающуюся порцию правды, Триминатор
Фёдорович наконец-то добрался до постоянного рабочего места, расстелил коврик,
поджал левую ногу, протянул правую руку и запричитал…
Никто его не заставлял. Он сам.
Работал. Работал, работал. Работал, работал… Трудоголик. В смысле и трудненько,
и голенько, но он всё работал и работал.
Как-то во время работы
пригрезился ему принц на белом коне под парусом алым. Прискакал и говорит:
-Хватит
работать. Поскакали со мной по принцессам.
-В смысле по
бабам? - сразу не ухватил он.
-Угу… - как-то
недвусмысленно гугукнул принц и посмотрел на него, как на идиота.
-А работать,
кто будет? - удивился он и ответил тем же, в смысле посмотрел.
Принц перемаргиваться не стал.
Вскочил на белую лошадь, раздул алые паруса и был таков. И он не занервничал
особо. Продолжал работать. Работал, работал. Работал, работал… Ведь надо же
кому-то работать? А тут случилось… Он под градусом был. 38,5. Температура. И
Совесть. С угрызением, мол, все на работу пошли, а он тут валяется с
Температурой. Долго бы он ещё с ней валялся (видать понравилось), но протрезвел
на 1,50. Да и Совесть во время вернулась… с рынка. С двумя тяжёлыми
сумками угрызений. Вернулась, своим ключом дверь отперла и заговорила:
"Далась тебе эта Температура? Мало ли порядочных женщин на свете? Иди
работай!" Стыдно ему стало. Сбил он Температуру… одним ударом. С ног сбил
(в смысле небрежно оттолкнул), и ушёл. На работу. Работал, работал. Работал,
работал… и Совесть умерла, не побыв бабушкой.
Интересный он человек. И не
глупый. А главное к своим тридцати годам понял суть отношений между людьми.
Экономических, политических, социальных, сексуальных… Даже умел безошибочно
определить мотивацию того или иного поступка граждан или гражданок, тех или
иных. Но это умом. А сердцу не прикажешь. Он ещё чувствовал. Чувствовал
ответственность за порученное дело, чувствовал долг…
Он весь в долгах был. Долг перед
Родиной, перед родителями, супружеский долг, религиозный, производственный… Из
сил выбивался, пытаясь долги раздать. Тщетно. Они, подлые, не уменьшались, а
всё больше и больше накапливались, выжимая последние силы. Но он не сдавался.
Тужился. Тужился, тужился. Тужился, тужился и в конце отмеренной жизни, как и
все его сограждане и согражданки, в яму попал. В долговую…
У них один паспорт был. На двоих.
Нет, не этот, который даёт право выбора: идти голосовать за того, которого
назначили или не идти. Такой у них был. И у него был, и у него. Но они всё
равно не ходили. Ездили они. По очереди и по своим делам. А паспорт один.
Технический. Они бы и рады второй купить, но сложившаяся рыночная экономика не
позволяла по максимуму оттянуться. По минимуму если только. По прожиточному. И
не то чтобы концы с концами. И оттягивались по-своему, и ели, и пили, и
одевались, и коммунальные услуги оплачивали, и налоги исправно платили. И даже
на бензин… Вот в нём-то всё и дело, в бензине-керосине, а не в правительстве,
которое ругают где попало какое бы хорошее оно ни было. Правительство не
виновато. Он, бензин, впереди России всей к общемировым стандартам рвётся, как
будто ему больше всех надо. Демократ хренов! От него все беды, т.е. цены, т.е.
беды, т.е. … "Дело было в керосине".
Правит подлунной власть денег и
алчность. Всесилен был древний Рим. Но жажда наживы в алчном припадке Рим
обратила в экстрим…
Да и дались нам эти римляне?!
Своих бы как-то сберечь… "Бах!" - внук нагрянул к бабушке Тане, забив
в дробовик картечь. Баба на рынке пальму держала (первой средь первых была).
Внук заявился за урожаем: "Стара ты, бабка. Пора…"
Нет, я не против. Будь земля
пухом тем, кто при тех делах. Только обидно за… "ихнюю маму".
Напрасно, видать, родила.
Собственно говоря, он ничего
против людей не имел. Это они против него. И ни одного него. Против всего его
рода-племени…
Сруб бревенчатый добротный,
подворье, хлев, амбар, живность всяческая, землица… Бабка с дедкой крепко на
земле сидели. По вечерам сидели. Зимой. А всё остальное время работали.
Работали, работали, работали, работали, а потом перестали и померли. Ребята из
продотряда пришли с винтовками. Сказали, что неправильно они работают. Что,
мол, кулаки. Чешутся. И раскулачили…
Мать с семерыми детишками, мал
мала меньше, по миру пошла, а отца на месте расстреляли. Ребята из продотряда.
Отец сопротивление оказал. Несознательный. Вот и расстреляли. А дед с бабкой
сами…
Он из самых малых самым был. Был,
был, был, был и октябрёнком стал. Потом пионером, потом комсомольцем,
коммунистом. А потом беспартийным. Ребята из продотряда вернулись и все его
сбережения либерализовали. Отпустили, стало быть. Цены, стало быть, отпустили,
а сбережения опустили…
Но он не помер. Все остальные
померли. Дети, внуки. Кого постреляли, кто с голодухи…
Он на пенсию к тому времени жил.
Сохранился. Зачах, иссох, зубы выпали, голова облысела, на ногу припадать стал…
но жив живёхонек. А куда он денется. Ведь жить-то надо!
Состояние здоровья пострадавшего
опасений не вызывало. Здоровое было состояние. Да и пострадал он немного. Часа
два пострадал. И не опасался за него никто. Он сам пострадал. Пострадал,
пострадал, пострадал, пострадал, потом как-то неинтеллигентно приподнялся,
матерно процедив сквозь наглухо стиснутые зубы: "Я завтра приду", - и
ушёл, хотя ему на сегодня назначено было, часа на два тому…
