Конечно офеня загнул: "…на стадионе".
Почему только на стадионе? Аденоид Иванович обслуживал ещё и прилегающие к
микрорайону газоны. И в контейнеры мусорные не брезговал заглянуть…
Мужественно преодолевая
трудности, возникшие с бурным ростом импортной цивилизации в виде пластиковых
бутылок и баночного пива, он настойчиво отыскивал отечественную стеклотару,
которой патриотично пользовались сознательные граждане. Но были и
несознательные. Они создавали жёсткую конкуренцию в этой отрасли бизнеса,
процветающей при любой формации, и расплодилось их немерено. Объединённые
статистикой в социальный класс "бомжи" они конкурировали, отравляя
нервную систему и индивидуальное стеклотарное предпринимательство.
Аденоид Иванович оказывал
посильное сопротивление произволу классифицированных люмпенов. Вступив в
стихийный рынок по принуждению (жизнь заставила), а не по убеждению (философия
другая), он инстинктивно изощрялся всей своей кристально честной бухгалтерской
оборотистостью, что позволяло сводить концы с концами и чувствовать себя
полноправным гражданином капиталистического общества…
Жена, Аделаида Конопатьевна,
вступила в рынок сразу и добровольно. В птичий рынок, но торговала почему-то
кошками. Породистыми кошками. И котами. Котятами, одним словом, которых
разводила на освободившейся от детей жилплощади. Дети выросли и отделились, как
и положено взрослым детям, а котята продолжали плодиться. И стеклотара… что в
совокупности приносило трудовые доходы, позволяющие оплачивать коммунальные
услуги, следить за гардеробом, который подчёркивал интеллигентность упрощённой
семьи, стричься в парикмахерской и эксклюзивно столоваться. Книг они не читали.
Смотрели телевизор. А трудовые книжки рыночных супругов надёжно пылились в
шкафу и, зафиксировав право на социальную пенсию, дожидались достижения пенсионного
возраста владельцев.
А владельцы владели… в том числе
и недвижимостью, которая заключалась в квадратных метрах трёхкомнатной
малогабаритной квартиры плюс пара свободных метров площади затентованного
"Запорожца" с убедительной рекламной надписью: "Раритет! В
хорошем состоянии! Жалко, но продам!" А это уже не черта, в смысле
бедности. Это уже собственность и, какая ни какая, а зажиточность.
Аденоид так прямо и говорил
Аделаиде, коротая вечерние часы вынужденного безделья (он, обычно, в ночную
ходил или, в крайнем случае, в полуночную):
-Что-то
зажились мы с тобой, Делочка (это он так ласково Аделаиду называл).
-Мы ещё
поживём, Денюшка (это она так ласково Аденоиду отвечала)…
И они жили. Худо-бедно, но жили.
А чего не жить, если живётся? Живётся, живётся и хрен его знает, когда
заживётся… Не принял Аденоид Иванович, как ни старался, новую систему
хозяйствования, планирования и материального стимулирования. Не ко двору
пришлась.
Он на дворе в свое время работал.
На скотном дворе. Бухгалтером. Первый парень на всю деревню, районную. Второго
парня в своё время в солдаты призвали. Он призвался и не вернулся. А Аденоид
Иванович всюсвою сознательную жизнь, до
полной победы капитализма, бухгалтером проработал.
Женился удачно. Жена, Делочка,
учительствовала, красавица. Классной училкой была. А больше и не было. Класс-то
на всю деревню - один. Общеобразовательный.
Детишки народились. Хозяйство
приусадебное. Свинки, коровка, козочки-цыплятки… живи себе - не хочу.
Перестройка началась. Стали по приказу Партии и Правительства мЫшление менять.
Партия говорит: "Надо!" - народ отвечает: "Есть!" А чем
Аденоид с Аделаидой не народ? Надо, так надо. Сменили и замыслили в город
ехать. Предприимчивость поднимать. В деревне много не предпримешь. В деревне работать
надо…
Продали всё на корню. Даже
Бобика. Вот только одну кошку Мурку и взяли. Породистую. Деревенская у неё
порода была, ядрёная. Приехали. Квартиру купили ("Запорожец" у них с
собой был, но не как роскошь, а как средство передвижения). Предпринимать
начали. Но то ли до конца не разобрались в городском предпринимательстве, то ли
не то предприняли… А тут капитализм нагрянул. Совсем туго стало. Последние
крохи на высшее образование детей истратили.
Дети выучились, переженились и
отделились. И на том спасибо. Ртов меньше стало. Но и самим кушать хотелось.
Понёс Аденоид Иванович свой бухгалтерский опыт в разные инстанции и структуры.
И в частные, и в государственные, и в теневые… Нигде больше месяца не
задерживался. Не ко двору приходился. Это тебе не скотный двор. Рынок! Но он
ходил. Его уже и брать перестали, даже на неделю. А он всё равно ходил…
Если бы не Делочка, учительница
общеобразовательная, то неизвестно выжили бы вообще в этих создавшихся
экономических условиях. Аделаида селекцией занялась. С кем она породистую Мурку
спаривала, одной ей известно, и Мурке, но товар получался высококлассный и
пользовался спросом. На том и жили пока Аденоид, исходив вдоль и поперёк и
устав от собственной непокорности, всё-таки занялся индивидуальной трудовой
деятельностью. Не по специальности, правда, но благосостояние семьи, по
сравнению с одна тысяча девятьсот тринадцатым годом, заметно улучшилось (воду
горячую включили, но Аденоид здесь ни при чём).
Аденоид Иванович принадлежал к
редкой и немногочисленной породе государственных деятелей отечественной
бухгалтерии: он был честен и думал о благе государства. А государство почему-то
о своём благе не думало, проводя политику расточительного разгосударствления, и
это необъяснимое обстоятельство завело Безучастного Аденоида Ивановича в тупик.
Как выйти из этого тупика он ещё не придумал. Брошенный (кинутый) на произвол
судьбы Генеральным Секретарём в самый момент перестройки мЫшления, и не придя к
консенсусу (если б Партия и дальше вела, он бы пришёл обязательно, а самому -
никак), Аденоид Иванович зашкалил, в смысле мЫшления. Всё остальное работало
нормально и требовало ежедневной подкормки…
Аденоид Иванович присел на одну
из пустующих скамеек футбольного амфитеатра. Он любовно разгладил смятые листки
периодической печати, собранные попутно с основным продуктом занятости, и
углубился в чтение. Ежедневная "пятиминутка ненависти" плотно вошла в
рабочий график искателя стеклотары и стала неизбежной, как игла наркомана.
Прогрессивные литераторы через
симпатизирующие им средства массовой информации трубно взывали к тем, кто
считал "Россию своим Отечеством, а не случайным местом рождения или
обогащения", констатируя безысходность экономического тупика с одной
стороны и лживую социально-политическую выспренность с другой. Они литературно
оголяли насыщенные полки супермаркетов, символизирующих постперестроечное
изобилие, разоблачая и изобличая.
Их мотивация была объективной.
Дескать, если бы в Союзе решились лишить строителей Коммунизма сберегательных
вкладов, урезали зарплаты, посадили бы на голодный паёк Армию, Культуру, Науку,
Образование… открыли бы рынок для импортных производителей, подложив под них
отечественных и т.д., то голые социалистические полки хозмагов и продмагов не
выдержали бы хлынувшего изобилия на всём протяжении обширной территории…
Пощекотав нервы и в очередной раз
заклеймив позором "всех этих оборотней", не взирая на занимаемые
посты и ранги, Аденоид Иванович сдал куда следует собранный за ночь урожай,
получил выручку и послушно направился в один из одномандатных округов.
Протиснувшись к избирательной урне сквозь толпу независимо зависимых
наблюдателей, он демонстративно поставил галочку "Против всех",
опустил нахально зафиксированное волеизъявление в щель и, полностью исчерпав
свой электоральный ресурс, победоносно направился на выход сквозь строй
очумевших от проявленной дерзости (так ему показалось) созерцателей.
Семью прокормить - не поле
перейти, в смысле футбольное. Перманентный рост цен и усугубляющая инфляция
вызывали неадекватную реакцию у заселённого в город населения. Все трудней
становилось встретить вежливого человека, который ничего не пытался бы продать,
всё трудней становилось купить…
Исполнив гражданский долг в
рамках действующего законодательства, Аденоид Иванович поспешил материализовать
и супружеский, который заключался, кроме всего прочего, в ежедневном снабжении
горячими хлебобулочными изделиями (полбулки серого хлеба) свежим
пастеризованным молоком (один пакет) и мышки-норушки (для Мурки), 10 рублей
пучок, но внутренне "Я", освобождённое от волеизъявления на
четырёхлетний период несладкой жизни, заартачилось.
Не доходя до намеченной ранее
цели, "Я" бесшабашно припарковалось у вино-водочного ларька и,
отсчитав львиную долю выручки, приобрело пол-литра дешёвого алкогольного
напитка, бесцеремонно поставив хозяина перед свершившимся фактом.
Уединившись с новоприобретением в
скверике, гармонично прилегающем к ларьку, хозяин жизни (внутреннего
"Я") облюбовал укромный уголок, затенённый разросшимся кустарником,
отхлебнул, сглотнул и задумался: "Так дальше жить нельзя!" Затем,
периодически отхлёбывая и посасывая, он начал постепенно одумываться: "А
как можно?" Через два часа терзаний и сомнений Аденоид Иванович,
рачительно проглотив последние капли купленной влаги, наконец-то додумал: "Живут
же люди?!" - и нетвёрдой походкой в люди пошёл.
Люди спешили. Кто куда, но
какие-то озабоченные и хмурые. Он то же вроде бы как нахмурился и поспешил, но
освобождённая от дум голова с непривычки расслабилась: "Абонент временно
не доступен".
Почувствовав бесконтрольность и
полученную свободу, которой нагло упивался пищеварительный тракт на голодный
желудок в кустах уединения, ноги тоже решили оттянуться, выписывая виртуозные
кренделя с загибом в разные стороны: "Свобода!"
Сознательные верхние конечности,
обхватив фонарный столб, лишили разгулявшихся нижних собратьев разнузданной
маневренности, галантно поддерживая вертикаль интеллигентного владельца и не
выпуская освободившийся от собранной стеклотары потрёпанный бухгалтерский
портфель.
Многократные, но безрезультатные,
попытки всего организма оторваться от столба вынудили недоступную голову
немного соображать:
-Парень, ты в
метро? - осведомилась она у мимо проходящего молодого человека заплетающимся
языком.
-Ага, -
дружелюбно подтвердил парень, не скрывая своих намерений.
-Я с тобой, -
заявила голова, а сориентировавшиеся в обстановке руки мгновенно открепились от
фонаря, цепко ухватившись за добросердечного парня, и прочно завесили
последовавшее за ними тело.
Доведённый до намеченной цели
Аденоид Иванович благодарно освободил парня, вцепившись обеими руками во
внутренний поручень подземной электрички, но непредвиденные рывки вновь
возвращали неуправляемое тело в дружеские объятия попутчика. Парень, не
рассчитывающий на вечную дружбу с незнакомым интеллигентом, временно самоустранился.
Очередной рывок безжалостно
бросил разболтанную совокупность Аденоида Ивановича, потерявшую надёжную опору,
на колени миловидной девушки, увлечённо читающей женский роман и завидно
пребывающёй в индивидуальном экстазе. Прерванное извне сладострастное ожидание
прогнозируемого оргазма вызвало в девушке бурное негодование, которое она и
обрушила со всей девичьей ненавистью и страстью на свалившегося Аденоида.
Выслушав обильный поток ненормативной лексики, сорвавшийся с взволнованных уст
пострадавшей, неустоявшийся пассажир обратился взглядом, полным мольбы и
отчаяния, к недавнему дружественному попутчику. Тот сжалился, снял Аденоида
Ивановича с насиженного места и отвёл на заднюю площадку, прислонив к
непрозрачной стенке.
Но на этом проявление доброй воли
отзывчивого парня не кончилось. Следующий рывок бросил на неуправляемого
Аденоида Ивановича базарную тётку огромных размеров. Припечатав неустойчивого
интеллигента в точку опоры, она приняла исходное положение, грубо оглянулась и
нагло извинилась:
-У-у-уу,
каазёл!!! - пообещав в следующий раз набить морду.
Молодой человек, чтобы не
допустить глумления над беспомощностью подопечного, вывел согласного на всё
Аденоида из транспортного подземелья и распрощался, прислонив на вокзале у
столба с громкоговорителем.
-Поезд на
Мытищи прибывает на третью платформу, - сообщил громкоговоритель женским
голосом начавшему приходить в сознание Аденоиду.
-Ну-ка, дура,
повтори.
-Повторяю...
Удовлетворившись
исполнительностью, Аденоид повтора слушать не стал и уже самостоятельно нырнул
обратно в подземку. Благополучно добравшись до родимого двора, он с удивлением
обнаружил на соседской лавочке трёх афростудентов, беспечно потягивающих
"Балтику" из горлышка.
Профессионализм не пропьёшь.
Аденоид Иванович факультативно примостился рядом и заинтересованно уставился на
негров в ожидании высвобождающейся стеклотары. Студенты не спешили. А куда им
спешить? Зато мочевой пузырь Аденоида, запоздало включившийся в общий сабантуй
организма, давил и требовал…
Идя на поводу у нетерпеливого
органа, интеллигентный бухгалтер проявил инициативу, ускорив процесс. Аккуратно
изъяв у близлежащего негра недопитую бутылку, он залихватски вставил её себе в
горло и ловко опорожнил. Освободив отечественную стеклотару от зарубежных
прихлебателей, Аденоид аккуратненько упаковал её в портфельчик и, не проявляя
расизма, вежливо поинтересовался:
-Что, белый?
Студенты подтвердили
справедливость очевидного отвисшими челюстями. Аденоид, опорожнив оставшиеся
недопитыми бутылки, складировал их туда же в портфельчик и, обронив уже на
ходу: "А когда начинал пить, тоже негром был", - заторопился по
неотложным делам.