"…имена
и фамилии не разглашаются в интересах следствия", - так каждый день по телевизору говорят.
Карпенко первым уловил сладкий
привкус удушающего газа и первым догадался. "Хлопци! Мы бильш николы нэ
побачым ци кляти рожи катив нашых!" - радостно выдохнул он. Его бледное
лицо медленно растянулось в блаженной улыбке… да так и застыло. Никто ему не
ответил, но благая весть успела распространиться сквозь клубы ворвавшегося
тумана смерти и осторожно легла на застывающие лица присутствующих
необременительной маской умиротворения…
Старатели трупного бизнеса, алчно
выдирая чудом сохранившиеся при жизни золотые коронки, складировали ещё не
остывшие тела штабелями и удивлялись неимоверно. Впервые они видели такую
гримасу смерти, которую и гримасой назвать трудно, и не понять им было…
Неподсудные солдаты войны,
успешно сбыв зубопротезное золото, вернулись в мирный довоенный бизнес,
Нюрнбергский процесс осудил генералов… и призвал мировую общественность, а
ГУЛАГ сорок седьмого года принимал новые жертвы в свои довоенные ряды, заметно
обескровленные штрафными ротами. Солдаты НКВД с ефрейторским старанием
обрабатывали человеческий материал, не срывая сроки поставок…
ХХ съезд КПСС гневно осудил и
зазывно призвал… а палачи безвинных узников тотального сталинизма строили
светлое будущее наравне с жертвами, любопытно наблюдая за процессом всеобщей
реабилитации…
Развитое общество застоявшихся
советских людей ельцинского созыва очертя голову ринулось к вершинам
благополучия, втаптывая ни в чём неповинных в смердящую вонь отходов
нечеловеческой деятельности. Рядовые бойцы демократизации, деноминации и
впоследствии монетизации каленым железом электрического утюга типа "Тефаль
ты думаешь за нас" выжигали из лидеров приватизационного движения ответ на
один единственно волнующий вопрос: "Где деньги?" - и,
удовлетворившись, сменяли отутюженных на занимаемых ими постах и карабкались
выше. А там их ждали… слава, почёт и уважение…
Репрессированный двумя советскими
лидерами народ (имена и фамилии не
разглашаются в интересах следствия) за два последних десятилетия (последнее
того века и первое этого) смиренно идёт к всеобщему благу и под лозунгом
"За всё надо платить!" платит. За проезд платит, за лекарства платит…
безудержно растущие тарифы погашает коммунальной задолженностью… и всё это -
следствие. Причина? Причина в нас самих, а первопричина - в каждом из нас. Так
говорю я, Маседуан Петрович. А ты что скажешь?
"…настал
час искать потерянных мною!.. Новыми путями иду я, новые речи рождаются во мне;
подобно всем созидающим, устал я от обветшавших слов. Не желает больше мой дух
ходить на истоптанных подошвах… Так говорил Заратустра".
Душу отверстую чистосердечную видно ещё за
версту. Алчную, подлую, злую, беспечную… прячут под бересту одежд сверхмодных,
и смело выходят на встречу с судьбой. Их встречают. По одёжке. Не замечая "истоптанных подошв" и "словобветшавших".
Провожают по уму, если
недостаточно его, ума, для выполнения возложенных функциональных обязанностей.
А если ума хватает обязанности выполнять, в том числе и супружеские, то
оставляют. Даже если не по душе пришёлся, оставляют.
Наше правосудие, действующее
сугубо в рамках действующего (на нервы) законодательства, скидку делает
умалишённым: "…неумышленное…" а вот душевности в законах нет.
Презумпция бездуховности…
Да и понятное дело.
Непозволительная роскошь - государственным мужьям чувства проявлять. Им бы
побольше мозгов восприимчивых и трезвого ума, чтобы объять необъятное и во всём
разобраться, а для души - попы и прочие работники культа… культпросвет
работники религии, реконструируемой по сохранившимся остаткам…
Ефросиния Семёновна, божий
одуванчик, ежедневно и скрупулезно очищает благоустроенную территорию, входящую
под юрисдикцию нашего дома, от всякого бытового мусора, одноразовых шприцев,
использованных презервативов, опустошённой акцизной и безакцизной тары,
кошачьих-собачьих какашек, а также человеческих, не успевших попасть в
городскую канализацию, и других отходов нетрудовой деятельности жильцов, их
гостей и случайно забредших прохожих. Дворничихой работает, одним словом, и в
церковь ходит. Свечи ставит и грехи отмаливает. Душу очищает от скверны и двор
от нечисти. Святая бабушка. И поговорить с ней приятно, и посоветоваться… А
главное, она в Бога не верит, и попам этим не верит. Она в генерального
секретаря верит. Придёт в церковь, встанетв сторонке и молится: "Дорогой ты мой Кофе Онон, или как там тебя,
голова твоя кудлатая. Будь милосерден. Ниспошли пастве своей заблудшей в
Организации Объединённых Наций чувство меры или хотя б одну меру нравственности
добавь ко всем имеющимся чувствам. Не хватает силушек моих ежедневно копошить
этот постыдный мусор. Вся душа изболелась, а пожить-то ещё хочется…"
Душевная старушка. Но вот душу её спасти никто не в состоянии. Ни поп, ни
закон, ни Кофе Онон… Так говорю я, Маседуан Петрович. А ты что скажешь?
"Некогда, глядя в даль моря, говорили "Бог"; ныне
же учу я вас говорить "Сверхчеловек"… Вы можете создать Бога? - Так
не говорите тогда ни о каких богах! Но Сверхчеловека создать возможно… Так
говорил Заратустра".
"Вчера было
совершенно покушение на бронированный вседорожник известного бизнесмена и
общественного деятеля Петрова. Водитель и два охранника скончались на месте.
Сидор Иванович Петров остался жить. Пока в реанимации…"
Трагическое
сообщение. Все телезрители и радиослушатели страны, а также читающее периодику
население, глубоко возмущённое дерзостью налётчиков, страстно переживают за
Сидора Ивановича, вылавливая в скупых отрывках свежей информации сведения о
состоянии внезапно пострадавшего здоровья известного бизнесмена и общественного
деятеля. К чести многочисленных сопереживающих надо отметить, что подавляющее
большинство из них до этого происшествия и слухом не слыхивало, и духом не
дыхивало об этом деятеле, но проявило всю глубину и широту души, несмотря на
ежедневную занятость. Из гуманных
соображений, наверное…
По истечении
некоторого времени и безвременной кончины болезного, самопровозглашённые
сострадатели шлют тысячи телеграмм и писем с искренним выражением
соболезнований осиротевшим семьям покойного, открывают благотворительные фонды
помощи его бедным родственникам, переименуют в память о безвинно пострадавшем
вымершую русскую деревню Сидоровку в деревню Петровку, прокладывают
автомагистраль по замшелому бездорожью и устанавливают на единственно имеющейся
в наличии стене чудом уцелевших руин колхозного коровника мемориальную табличку
с надписью: "Здесь родился и немного подрос Сидор Иванович Петров!"
Низкий им поклон и
всепочтение. Но у особо досужих вопрос возникает: "А что с семьями
водителя и двух охранников? Их жёнами и детьми?" Ничего. Как и со всеми
смертными. А если их кормильцы при жизни застраховать свои никому ненужные
жизни успели, то может быть ещё и страховку получат, может быть… Пусть земля им
будет пухом, но и мне интересно: "Кто он такой, Сидор Иванович
Петров?"
Есть люди встроенные в жизнь.
Живут, как карта ляжет. Наука скажет: "Фатализм!" Тем паче… но иначе.
Их мало. Тех, кто жизнь свою выстраивают сами, из тех, кто по костям идут, как
вихрь, как смерч, цунами… за счёт людей, кто встроен в жизнь, чтоб жизнью
наслаждаться, за счёт идей: "…капитализм…" - и всяких профанаций…
А их почему-то чтят. "Он горы
свернёт!" А зачем горы? В горах ископаемые полезные собирают, альпинисты
вверх карабкаются, лыжники горные вниз скользят… И все в своё удовольствие. А
этот пришёл и наворочал. Воротила! После него государственные спасатели тела
альпинистов из-под обломков собирают. За не такую уж и большую прожиточную
зарплату. Из гуманных соображений. Лыжники горные на равнине буксуют,
ископаемые полезные к иноземцам утекают… А он ничего себе, живёт. И не
обижается на него никто. "Из гуманных соображений, наверное…" - так говорю я, Маседуан Петрович. А ты что скажешь?
"Знайся
с достойными дружбы людьми, с подлецами не знайся, себя не срами", - так Заратустра не говорил. Так Омар Хайям сказал. "Хлеба к обеду норму бери, хлеб не
игрушка, им не сори", - так гласил советский плакат. "Нет, я не подаю милостыню. Для этого
я недостаточно беден… Так говорил Заратустра".
Живёт тут у нас… Много живёт. На
хлебах… И молодящаяся артисточка Надежда с бабками, надежды подающая, и зубной
стоматолог Блэнд-а-мэд-конфликт на одной лестничной площадке с бухгалтером
Шлёмой Пародонтозом из теневой экономики, и Зависимость Наркотическая из
четвёртого подъезда, и шестидесятник Памперс-Тудэй в седьмом, и внучатый
Деникин восьмидесяти лет в пятом, и тинейджер Бэбибоб в шестом… Ему уже
пятнадцать лет, а он от спички прикуривать не умеет. Да и откуда уметь-то? Его
отцы и деды страну всю плакатами увешали: "Не давайте детям спички!
Берегите их яички…" - типа новое поколение советских людей будет жить…
Пропаганда сработала и работает до сих пор. Зажигалкой работает. И поколение
живёт. И будет жить. А куда оно денется? Одно отживёт, другое приживётся.
Преемственность поколений! Вот только всему мера нужна и разумная
достаточность.
Надежда наша, поддающая, группу
себе сколотила. Из двух подружек музыкального детства Алки, Галки и их
бой-френдов, репрессированных музыкантов струнного оркестра. Получился ВИА.
Ретро-трио "Галлюцинация" и музыканты на балалайках.
В маленьких кафешках начали
большим спросом пользоваться. Даже гастроль успешную дали в малых городах
России. Кому успели, тому дали. Гала-концерт: "Надежда зависает
последней!" Талантливо они это делали. После концерта. Бой-френды вообще
без запивки, одним глотком, а Надежда - после галкиной и алкиной очереди
зависала…
Стоматолог Блэнд-а-мэд-конфликт
возмутительную статейку в местной прессе тиснул за две золотые коронки,
отжившие свой век, и за подписью культурной общественности города, возмущаясь
уровнем алкиной и галкиной культуры и засильем на местном телевидении
центрального… руководства.
Бухгалтер Шлёма Пародонтоз тоже
не отстал от развития культурной жизни подъезда и публично вступил в
разногласие с Блэнд-а-мэд-конфликтом, восхищаясь талантами бой-френдов Алки и
Галки. Галкиным особенно. "Ну, парень, ну парень! Всё умеет. На каждый
роток набросит платок и не просто вот так, а на всяк голосок. И на скаку
остановит, и в избу незвано войдёт… И Первый, Второй… и последний… И в будни… и
в Новый Год. Гений… Хазанов! А кому не нравится пусть радио слушает. Там его
меньше…"
На страницах дискуссия
разгорелась, в которую втянулся весь городской бомонд. Даже Зависимость
Наркотическая, выйдя ненадолго из нирваны по причине безвременной кончины
"Экстази", получила необходимый ей оргазм вручную и углядела в
запылившемся телеящике всенародно известную Лолиту, которая в поисках своего
творческого лица и женского счастья доверительно сообщила ей, что собирается
выйти, или выйдет, замуж за еврея. Типа он умнее… Наркотическая Зависимость не
врубилась типа кого что, но бучу подняла на страницах той же печати:
"Разжигание сионизма в средствах массовой информации!"
Независимая реплика Зависимости,
посеянная в бесплатной прессе на благодатной почве местной Думы, взошла
резонансом общественного мнения: "Все на борьбу с онанизмом и сионизмом!
Все на борьбу с Деникиным! Догоним, перегоним… и замочим! Бей жидов в их
логовище! Дайте срок, и рейтинг снищем!" При чём тут Деникин и Памперс
Тудэй до сих пор не ясно, но пострадали они больше всех. Их всех льгот лишили и
за всё платить заставили…
P.S. Мизерной стала мирская
живучесть. Капельки истины, сгрудившись тучей, струйкой сочатся в дыру
мироздания. Но не доходит: "Был ведь на грани я! Мерил себя не собой, а
зарплатой. Грезил как все: "Здоровый! Богатый!" Часто за чаркой решал
все вопросы, бабу с косой звал невестой курносой. Пренебрегал, презирал и
гордился… Утром просох… К ночи напился… Сам я себя в себе растворял… Сукины
дети! Кто мне мешал?! Мудрость земную хотел я постичь. Гнал… загонял… Постиг и
достиг…" Сыто журчит враг семьи холодильник. Жизнь отравляет входящий
мобильник. Дача засеяна, есть и авто… "Что ещё надо?!"
Всё делов том, что если говорить мозгами, а не
впечатлениями, то доля истины в этом есть. И честь… и лесть… остались в
прошлом, которое ни сколь не горше, чем ожидаемое завтра. И месть свершившегося
акта пуста, ничтожна, смехотворна, как съеденный кулёк попкорна. Ведь дед пока
ещё живой и хочет быть самим собой…
Ушёл из бизнеса Маседуан
Петрович. И из этой непонятной жизни ушёл. Скоропостижно. В философское
уединение ушёл, став мыслителем-отшельником. И дай ему Бог…
