Мужчина, изрядно подержанный
временем, и женщина супер лёгкого поведения без надлежащего макияжа аппетитно
закусывали у мусорного контейнера дома № 5. Неподалеку у холодной стенки
металлического гаража беспризорно расположился сомнительный мальчишка. Он
по-отцовски заботливо прижимал к блошиному отрепью помойного кота и бездомную
собаку, согревая их ещё не растраченным теплом маленького тельца. Бдительно
наблюдая за взрослыми, все трое терпеливо дожидались. И это уже была очередь…
А в доме № 5 по телевизору
крутили новый рекламный ролик. Последний Генеральный Секретарь Советского
Союза, он же его первый и последний президент, удобно расположившись с
правнучкой в одной из уютных пиццерий местного самоуправления, отрывал мощными
имплантированными за счёт заведения зубами большие ломти отечественной пиццы и,
игнорируя услуги Интернет, общался напрямую с потусторонним миром:
"Пожалуй, не создаст очаг светская б… мадам Собчак. И Жирик в думу не
пройдёт… ведь должен поумнеть народ! А в остальном, любимая Раиса, всё хорошо,
всё хорошо…"
А за домом № 5 бурлила обычная
буржуазно-купеческая жизнь со своими достатком и недостатками. Где-то повысили,
где-то урезали, кого-то назначили, кого-то переназначили. Больницы и
поликлиники лечили, школы и Вузы учили. Все остальные торговали-покупали и не
многие из них производили…
Нагроможденье фраз без норм
правописанья…
Разгул попсы, поправшей нотный
стан…
Хаос цветов и красок увяданье…
Парады геев… оргии путан…
И всё это сказали, мол, свобода.
Сказали можно - не запрещено…
Глобально изменилась и погода…
Но это, извините, не смешно.
Анюта Ой жила в маленьком
поселении W-ценского уезда
большой губернии. Безбедно жила, крепко спала, сытно столовалась…
Стол у неё отменный был. И стул.
Нетвёрдый. Регулярный. И вся она сама собой символизировала зажиточное будущее
страны мягко победившего капитализма.
А вот у Григория жизнь не
заладилась. Тридцать восемь рублей за бутылку "Портвейна" и
плесневелые сухари из всеми забытого прошлого. Разве это жизнь?
Они в одном поселении жили, но по
разные стороны забора. Анюта - "за", Григорий - "под", с
другой стороны.
"А для чего собственно в
девяносто первом на баррикады ходили? Для чего власть у коммунистов
брали?" - негодовал Григорий после регулярно испитого ежедневного
"Портвейна". А и в самом деле, для чего?
В СССР пришла свобода! Упразднили
СССР!
Дали волю всем народам: господин…
панове… сэр…
Свои теперь у всех брокеры!
Эйчары и дистрибьюторы!
Стритрэйсеры есть и рокеры!
Модераторы есть и компьютеры!
Хедхантеры есть и киллеры!
Прогиб в спине и лесть…
Заморской страны дилеры
"Так точно!"
"Ура!" "Есть!"
"Кругом!" "Шагом
марш!" "Смирно!" "Вольно!"
Хлебосольно у всех и привольно…
Каждый с рождения велик.
Великороден, многолик.
От малого и до велика,
Парламентарий и калика…
Но жаль не каждому дано
Смотреть на жизнь через окно…
Стоя на своём, не надо топать
ногами иль вытеснять объём пафосными словами. Не надо нос совать туда, куда
совсем и всем не надо. В толпе не надо, господа, вилять округлым толстым задом…
а в остальном всё как всегда: Мы ненадолго, вы - всегда…
Ярем житья… и бытия вериги…
Рутина будней… недругов интриги…
Бед абордаж, чужой куртаж,
И повседневный эпатаж…
Как это всё, и многим, надоело!
Терзания души, опошленное тело…
Скорей бы уж небесный приговор,
Скорей взойти б на уготованный
престол…
И мотыльком порхая средь небес,
Дивиться чуду: "Блин! Куда я
влез?!"
Ну что за жизнь? Не жизнь, а
ностальгия. И сны, как "Здравствуй!" среди ночи. И чувство: не отдал
долги я… и задолжал не то чтоб очень. Тоска по кумачу снедает не один десяток
лет. Теперь, кумач висит в Китае… чужой на кумаче портрет… Сограждане
сегодняшней России! Я родом из Советского Союза! Я жертва неизбывной
ностальгии, а в вашей новостройке лишь обуза.
Родили нас в
Стране Советов.
Рожали скопом…
понемногу…
И
патриотов-диссидентов,
Взгляды
меняющих, как тогу,
Что жрут, и
пьют с политкорытца,
Причмокивая
досыта…
Потом воротят
свои рыльца,
Не сдерживая
ропота…
Борцы за что?
За гавнецо,
Которое
разводят сами
И нас влекут в
сие дрянцо,
Где мы
болтаемся…умами.
"Что? Где? Почём?" - совсем
не понимаю. Жизнь принимаю как эксперимент… но рад весне. Апрелю рад… и Маю… Я
"За!" и "Да!" А ты подумал "Нет"? Ты, брат, не
прав. Ничто не вечно… нетленен лишь Маразм Вселенский, судьбы людей верша
беспечно… теперешних и постсоветских.
Всем уготовано
и каждому воздастся…
На этот
счёт не может быть сомнений.
От
заголовка до последнего абзаца
Воздастся
членам партий и движений.
Жизни
хозяевам и слугам
Строго
отмеряют безменом.
Грамм в
грамм и только по заслугам.
(Благотворительность
зачтётся бизнесменам).
Спальных
районов непригодное жильё…
Квартирный
бум, трущоб нагроможденье…
Извертится,
искрутится жульё,
Но вряд ли
кто заслужит снисхожденье.
Ведь перед
Богом все равны.
И Львы, и
Раки, и Овны…
Рачительность советская пропала.
Разбогатели мусорные свалки. Домашнего теперь на них навалом. Выносят мусор из
избы домохозяйки… Благосостояние растёт… но, в большинстве своём, не
прорастает. Наверно в корень всё идёт. Сегодня корень процветает…
“Я ль садовником родился?” - не
на шубку рассердился подержанный жизнью Растолмудыч, пересаживая из коробов
рассаду. Он перезрел, как тот желтяк, жизнь свою прожив за так. Кутаясь в полы
дырявой шубейки, литературный негоциант времён ушедших убивал отпущенное ему
Богом, занимаясь растениеводством, которое в обозримом будущем должно было
принести плоды… хозяевам. А чем ещё заниматься?
Невнятная сороковатная лампочка
тускло роняла реформированную дорогостоящую электроэнергию на клочок ещё
неприватизированной земли садово-огородного участка, безразлично растрачивая
побочное тепло на весело порхающих мотыльков. “Чему радуются?!” - спросил сам у
себя Растолмудыч, безжалостно истребляя комаров на всём освещённом пространстве
и имея в виду мотыльков. Комары мужественно умирали, но не сдавались,
беспрерывно пикируя на стража чужого садово-огородного добра. Бросив это
бесперспективное дело, Растолмудыч откупорил, плеснул, закупорил, опрокинул
(куда следует) и крякнул. Пролетающие кряквы солидарно отозвались. “Вишь,
раскудахтались, - одобрительно заметил Растолмудыч и занюхал, - а при советской
власти крякнул без спросу и получи по носу…”
хмелящий запах разнотравья,
разноголосья перепевы
в глубины самосозерцанья
роняют нежные посевы…
не преминут себя и всходы,
украсив гроздями соцветий
допрежь распаханные годы
во время смут и лихолетий…
Хронический диссидент
коммунистического строя, Растолмудыч, был известным общесоюзным легитимным
“инакомыслящим” и жил безбедно при поддержке мирового капитализма. Но с
развалом Союза “како инако?” писать он не знал, и не подсказал никто.
“Победным маршем боль не втопчешь. Отмерянная
жизнь полна страстей. Брюзжишь, по-стариковски ропщешь под скрип изношенных
костей. Да и гонорары. Крохоборы поганые…” - усыплял сам себя Растолмудыч.
Пробудившись от предутренней
свежести вишнёвого сада, Растолмудыч прополоскал ссохшееся за ночь горло
остатками из мутной бутылки, протёр глаза божьей росой, быстренько накропал
очередной шедевр мировой литературы и, переодевшись, поспешил на утреннюю
электричку…
не хочу я тем, из детства,
да и этим-то не очень…
понимаю, бесполезно
и никто не снимет порчу…
ну а кем бы мне хотелось?
каруселью в луна-парке?
сочинением на зрелость
без ошибки и помарки?
захотелось вольным ветром
по горам, лесам, долам…
чтоб при том и чтоб при этом,
тем и этим пополам…
Редактор коммерческого
издательства Индейкин приветливо взглянул на свежеприбывшего Растолмудыча, взял
из рук в руки рукописный шедевр и… небрежно бросил его в ящик канцелярского
стола, некультурно подумав: “Опять припёрся, сволочь”, - а вслух вежливо
сказал: “Ждите ответа”, - и взглядом указал на дверь. Растолмудыч подумал:
“Абонент опять не доступен, сволочь”, -а вслух вежливо сказал: “До свидания”. “Прощайте”, - хотел огрызнуться
редактор, но дверь за Растолмудычем скоропостижно захлопнулась.
буковки в столбик вогнать,
слогом ударным украсив,
это, отнюдь, не писать,
но это бодрит…
и "колбасит"
Выйдя на улицу ещё сонного
города, Растолмудыч поспешил на электричку. Погруженный в собственные мысли он
не заметил как рядом с ним припарковался навороченный джип, обдав грязью не
успевшей высохнуть лужи. В открывшийся проём бокового стекла высунулась
говорящая голова и спросила: “Как проехать, папаша?” Растолмудыч растолковал.
Из-под головы появилась щедрая рука и сунула в Растолмудыча “one dollar”:
“Держи, папаша. Гонорар за информацию”… Приняв очередную порцию брызг из той же
самой лужи, Растолмудыч засчастливился. Гонорар!!!
