Продвинутая очередь требовала
активных действий со стороны разомлевших любителей пива. Оставив опростанные
бутылочки у можжевелового кустарника, для участковой дворничихи, и обернув их,
на всякий случай, сенсационной газеткой, они твёрдым шагом направились по
своим, аккредитованным заранее местам. И всё бы на этом благополучно
завершилось, если бы кибернетик не сменил ориентацию. Вернее
переориентировался.
Вместо сухонькой аккуратной
старушки, за которой занимал (ориентир №1), кибернетик взял ориентир №2 - зад
крупной пенсионерки, который в своё время являлся хвостом очереди. Вот за этим
задом кибернетик и пристроился, передом (насмотрелся… или в программе сбой…)
Но крупная пенсионерка свою
очередь в десятое окошко (там, где пенсию дают) отстояла ещё вчера, а сегодня
подошла вплотную к окошку №11 (там, где за коммунальные услуги платят).
Поскольку данная категория
населения педантично и скрупулезно получала деньги в одном окошке и сдавала в
другое, то коммунальная очередь слилась с пенсионной в едином порыве (получить
и отдать свой гражданский долг), незаметно раздваиваясь у окон №10 и №11.
- Вы здесь не стояли! - взорвал
рабочую тишину районной сберкассы боевой клич моложавой дамы, перед которой
втёрся кибернетик, оттеснив её на один пункт.
Отсутствующий взгляд исвежие алкогольные пары “девятки”, на выдохе,
подогрели и без того раскалённую атмосферу.
-Алкаш противный!
-Щенок! Я в этой очереди вырос!
-Как вам не стыдно!
-Совесть иметь надо!
-Пропил он её, совесть, а на выручку за
сданные бутылки решил берлогу свою вонючую оплатить!
-Бутылки под кустом оставили, - вдруг
человеческим голосом с убойным выхлопом согревшегося пива уточнил кибернетик.
Это и явилось последней каплей в
разбушевавшемся океане “коммунальщиков”. Разъярённая очередь, сформировавшись в
необузданную толпу, разрывала кибернетика на части, как Майкла Джексона на
сувениры, пытаясь оторвать его от крупной пенсионерки.
Разговоры разговаривать было уже
некогда, пришла пора бояться. “…и как убитые уснули мужики, - запоздало
мелькнула в сознании кибернетика мысль чужого разума и зависла осознанием вновь
приобретенной, - в свободном обществе свободным быть нельзя, у каждой пешки
скипетр ферзя”.
Моложавая ближняя дама с
пролетарской ненавистью истязала его газеткой, которой до этого создавала
микроклимат, обмахиваясь и изредка попукивая. Стоящий за ней воинственный
пенсионер в очках и с тросточкой делал боевые выпады, пытаясь уколоть
кибернетика последней…
У него (у воинственного
пенсионера) мозоль была больная. И все домочадцы знали и жалели его. А в
трамваях он не ездил. И сын знал. И тоже жалел. Но, иногда, бывало, наступит
второпях на больную мозоль. Наступит, “Ой!” - скажет и извинится. Оно и в самом
деле “ОЙ!” Больно. Но потом проходит. Ведь больная мозоль тоже не всегда
больная, а тем более извинился.
А тут совсем другое дело. Ведь
затопчут, не разобравшись и не извинившись. Вот он этой тросточкой и
отмахивался, переживая за больную мозоль и вдохновляя своими решительными
действиями коммунальных соотечественников ближнего рубежья. “Пусть ярость
благородная…”
Дальние, не имея доступа к телу и
попадая в единомышленников, метали тяжёлые и лёгкие предметы первой
необходимости, находящиеся на балансе сберегательного заведения, а так же
личные вещи и домашнюю утварь, оказавшуюся по случаю…
Истошный призыв заведующей
заведением: “Господа пенсионеры! Успокойтесь! Невозможно работать!” - аукнулся
гласом вопиющего в пустыне. Лишь один майор, расталкивая распаренные тела и
пробираясь к месту боевых действий, откликнулся репликой: “Господа сюда не
ходят, душечка”.
Тем временем вторая часть
очереди, пенсионная, обуреваемая чувством здорового любопытства, жаждой
справедливости и введённая начитанным преподом в обстановку: “Наших бьют!” -
составила конструктивную оппозицию “коммунальщикам”. Пенсионеры по очереди (по
коммунальной и пенсионной) терзали друг друга, но не больно и до первой крови…
И неизвестно чем бы это всё
кончилось, если бы не прибывшие через три минуты после нажатия кнопки “маски
откровения”, передёрнув затворы и сделав выстрел (предупредительный, другого не
было, все контрольные в подконтрольные криминальные структуры отдали),
заботливо предложили уставшим пенсионерам прилечь:
-Лежать!
Кактусы потные… мать вашу! Руки за голову и на улицу! Ползком! Мухоморы
маринованные!
…и
дисциплинированная очередь медленно поползала, переливаясь сединой и
негодованием. Как на концерте у М. Задорнова. “Я подожду. Дошло?!” - в партере
доллары заулыбались, и покатилось в дальние рубли…
Блюстители порядка, незлобно
попеняв заведующей сберегательным заведением за ложный вызов и прихватив на
сувениры пару образцов выпускаемой продукции, в спешном порядке убыли на
следующий…
В результате проведённых
следственных действий на месте кровавого побоища, удалось установить:
1) никто ничего не помнил “с чего
началось и кто зачинщик”, да и не удивительно, учитывая массовый склероз
сберегательного контингента;
2)кто прав, кто виноват - неизвестно;
3)состава преступления не было;
4)материальные и денежные средства были в
наличии, создавая некоторую рабочую замусоренность;
5)не было истцов, а значит и ответчиков.
В меру посрамлённый и не в меру
переволновавшийся коллектив районного сбербанка перешёл из распорядка “выдача -
приём” в режим “инвентаризация”, о чём извещала бесцеремонно вывешенная
табличка на закрытых дверях. Да и не надо было. Всем потенциальным клиентам
этого богоугодного заведения впечатлений на сегодня хватило с избытком. Это их
“сегодня”. А “завтра” - доживём, увидим… но хотелось бы как “вчера”.
Боевые старики и старушки, обретя
возможность снова встать на ноги, сбитыми группками разбредались в разных
направлениях, горячо обсуждая эпизоды прерванной вмешательством извне баталии.
На лицах “коммунальщиков” и “пенсионеров” шаловливо играла озорная улыбка давно
и безвозвратно ушедших лет. Слегка морщинясь внешней оболочкой, сигналил в
юность зуммер сердца…
Внезапно пришедшая старость,
монолитной фундаментальностью вытесняла не до конца использованную молодость, а
несгибаемые (радикулит!) владельцы пенсионных книжек по-прежнему успешно
удерживали занятые в юности плацдармы…
- Я всё-таки этому ковбою на
палочке попортил любимую мозоль, - по-человечески честно признался кибернетик.
- Ты бы его ещё покусал, -
добродушно предложил начитанный препод.
- Кто хочет, тот допьётся… Кто
ищет, тот найдётся… Кто весел, тот дерётся… Живым живей живётся… Где-то кто-то
сказал кому-то: “стариков убивать надо в детстве!” - это, по-моему, круто…
откуда возьмётся наследство? - проявил инициативу и сразу же засомневался
майор.
- Что это ты, майор, стихами
заговорил? Тоже поэзией балуешься? - заинтересовался препод.
- Нет, мысли рифмую. Мне так удобней.
Хороший ты мужик, литератор, сразу ухватил, - разрядил обстановку майор.
- Хорошие мужики на дороге не
валяются. Они валяются на диване, - скромно заметил начитанный препод. - Одно
сегодня стоит двух завтра, предлагаю нанести дружественный визит одному
хорошему человеку, если вы не спешите. Они не спешили. Спешить было некуда…
- Лучше иметь дело с хорошим
приятелем, чем с хорошо вооружённым неприятелем, - заметил майор, и они
согласованно проследовали к хорошему человеку.
Человек лежал на продавленном (в
молодые годы) диване однокомнатной хрущёвской квартиры и оказался учителем
пения, уволенным из народного образования по достижению предельного возраста. И
поскольку ему также не хватало, как и уволенным по орг. штатным, подрабатывал
на мелкооптовой базе сторожем. Но ценность этого человека была в том, что у
него всегда было.
Для поддержания голосовых связок
он постоянно употреблял. Продукт был наш, отечественный, экологически чистый,
как слеза младенца. Фирма-изготовитель, в лице соседки Дарьи, гарантировала.
Ценность продукта определялась
удовольствием, которое он мог доставить. Низкая себестоимость Дарьяловки (от
ловкая Дарья), за счёт отсутствия акцизных марок и высокая оборачиваемость за
счёт постоянного спроса (только для своих), позволяли поддерживать доступные
розничные цены. Невмешательство карающих и контролирующих органов
обеспечивалось отсутствием даже намёка на рекламу с обеих заинтересованных
сторон. Нужна ли реклама монетному двору? Был спрос, было и предложение.
Качество!!!
- Наша марка! - гордо сказал
учитель, прислушиваясь к обстоятельному докладу препода по теме “Пенсионное
обеспечение широких слоёв населения” и переливая кристально чистую жидкость из
трёхлитровой банки в мутные, давно немытые стаканы.
-Самогон варишь? - спросил любопытный майор.
-Зачем? Так пью, - улыбнулся старый учитель
пения.
-Завтра получим, рассчитаемся, - заверил его
препод, и они дружно выпили за своевременную индексацию пенсий…
Обстановка располагала. Да и не
было её, обстановки. Вернее, раньше была… Настоящее становится прошлым,
настоящее будущим не станет. Будущее становится пошлым, если настоящее
достанет…
Жил учитель безбедно, по тем
социалистическим меркам. Зарабатывал на хлеб насущный солистом оперного театра
и преподаванием в общеобразовательной школе, что не существенно. Подрабатывал
песнопением на свадьбах и других культурных и некультурных мероприятиях
местного значения. Существенно. Это и являлось основным источником дохода.
Расходы, конечно, стремились превысить доход, но в своём стремлении к
благополучию учитель их опережал. И это у него получалось.
Старший сын, окончив мореходное
училище, бороздил в загранкомандировках, как-то боком прикоснувшись к Мировой
цивилизации, пока ветрами перемен не был занесён на постоянное место жительства
в один из портовых городов необъятной Родины. Последние два года - заложник. В
залоге. В одном из иноземных портов вместе с судном обанкротившегося
судовладельца.
Младший, после
службы, осел где-то в Барнауле. Хорошо осел. На землю осел. Фермерством
занялся. Но, погасив кредит, взятый у государства, и раздав долги…
законопослушный младший ждёт закон о земле. Растит двоих внуков, натужно сводя
концы с концами…
“Августовская пуча” никаких
особых перемен в жизнь учителя не внесла. Благодаря близкому окружению, он жил
в отдельно взятом Коммунизме. Тогда все всё брали. И он взял. Коммунизм взял.
Свой, собственный… Жил по способностям. А большего от него и не требовали.
Спасибо им. Жил по потребностям. Которые тоже большими не были. Спасибо им.
Пенсию жена получала. По доверенности. А ему зачем? Денег при Коммунизме не
бывает, да и при не Коммунизме у многих нет. А материальную базу он построил. Успел.
Средства кое-какие остались. Вот отношения не всегда складывались, так это с
непривычки, Коммунизм всё-таки… Отдавая предпочтение дивану, надолго уходил в
нирвану,но вдруг: “Внезапно кончился
диван”, - сказал по телику братан…
Переменаобстановки произошла в связи с возникшей и
довольно быстро прогрессирующей болезнью жены. Занемогла старуха.
Он её к лучшему профессору в
городе. Платному. Профессор внимательно выслушал симптомы, взял за посещение
двести рублей и дал направление на обследование.
Продав трёхкомнатную
кооперативную квартиру со всеми удобствами, а зачем, сыновья-то разъехались,
приобрели по случаю однокомнатную хрущёвской планировки без явно выраженных
удобств. Обследование прошли. Началось лечение. Эффективное. Современное.
Своими медикаментами и наёмным обслуживающим персоналом.
Медикаменты были эффективные и
дорогие, да и персонал современный не дешевле. Продал дачу, а зачем, всё равно
некогда. Червяк яблоко грызет… А если бы наоборот? Фу!!! Продал машину. А
зачем, если на дачу ездить не надо, да и увеличение пенсий, заботливо
проводимое Государством в рамках социальной программы, никак не увязывалось с
ростом цен на бензин в коммерческом секторе, а альтернативы в другом секторе не
было. Продал гараж, а зачем, если машины нет. Продал вещи, а зачем, если ей
только один больничный халат, а ему и так сойдёт. Продал мебель, а зачем, если
вещей нет…
Умерла она. И вот уже ровно год, как отпевает
её дарьиным продуктом, зарабатывая сторожем, а на закусить - пенсия…
Иногда, очень редко, заходят
знакомые из группы поддержки, вот как сегодня …и ему не так одиноко. А главное
- всё есть. Стол, четыре табуретки, диван дачный (семейная реликвия), посуда,
какая никакая… И продукт. Недорогой и экологически чистый. А что ещё надо?
Сколько хочется, столько и надобится…
…умерла. Забыли её в окружении….
Окружение не выбирают. Из него выходят. И забывают. А он помнит. Что-то с
памятью, как там поют, стало. Может быть это удобнее? Не помнить! …нет ничего
страшнее привычного забывания. Забыл позвонить… забыл написать… забыл зайти …
забыл, забыл, забыл …и привык. Отвык помнить…
