Номер
традиционного циркового классицизма, поставленный Михаилом Бенционовичем,
"Живой - мёртвый" шёл на "Ура!" у приобщающегося к народной
культуре населения. Ванька был "живой", Валерчик -
"мёртвый". Пинки, подзатыльники, пощёчины и другие "физические
оскорбления", наносимые мёртвым Валерчиком живому Ваньке, вызывали дикий
восторг у временно-удручённой публики, "схававшей" перед этим кантату
о Ленине.
Ванька, отойдя от вековой
цирковой традиции исполнительского ремесла акробатов-каскадёров, вносил с
присущёй ему врождённой одарённостью элементы советского авангардизма и
социалистической пантомимы в консервативный чаплинский номер, вкрапляя в
клоунаду заботу Партии и Правительства (или наоборот) и… "ими гордилась
страна".
Ванькины импровизации, насыщенные
многообразием и спонтанностью (по ходу дела), сделали начинающих
акробатов-каскадёров любимцами "разномастной" публики и обоих
самодеятельных коллективов.
Шоу-бизнеса в те времена не было.
Культура была. А вместо продюсеров, худруки (не в смысле ху… худые руки, а в
смысле художественные руководители). И все те, кто на этой культуре сидел,
ревностно блюли завоевания Октября, как 40-летнего, так и 30-летнего.
"Нашей разномастной публике,
что не дай, всё схавает, но Ленин всегда впереди…" - часто приговаривала
Гондолина Сегментьевна, худрук Дома Культуры им. 30-летия. Галина была с ней не
согласна и ускоренно готовила свою программу: "Цирк на сцене
Октября", а пока: "…кода будет, тода будет…" - Гондолина Сегментьевна
вставляла Ваньку с Валерчиком во все шефские, подшефные и др. концерты вместе с
Лениным, песнями, танцами…
В Доме
Культуры им. 40-летия Октября было попроще, была труппа, был Крехелли, был
авторитет. Но все эти закулисные интриги как-то до… да и вообще по фигу, в
смысле Ваньке и Валерчику. Они работали "Живого и мёртвого". С
двойной нагрузкой. Правда, в школе были недовольны: "Вы Дворецкий
ступайте, ступайте. Вашу тройку я вам поставлю, а вы Ступинков (в смысле
Валерчик) останьтесь", - говаривала математичка Функция Интеграловна.
Ванька и Валерчик решили
легализовать своё двоякое (троякое?) положение и после приватной беседы с
худруками обоих культурных заведений на имя дирекции школы стали поступать
официальные бланки с угловым штампом и печатью: "Уважаемая… Просим освободить…
С уважением…"
На первых порах помогало, но,
учитывая плотный график несения культуры в массы, бесцеремонная частота
повторений вызывала у педагогического совета нервозность и излишнюю
раздражительность. Графики, утрясённые в отделе культуры, часто пересекались,
но мудрый Крихелли отдавал предпочтение 30-летнему, т.к. Галина была
начинающей, а у него и так два состава.
Как-то на одном из шефских
представлений народного цирка в подшефной воинской части, как раз в той, где
служил муж Галины, Пашка (по этой самой причине может быть и подшефной), Ваньке
пришла в голову простая до безобразия мысль. Додумать он её не успел, т.к.
подошедший с каким-то обстриженным бойцом Крихелли к кучерявому до плеч и
мыслящему Ваньке перебил: "Знакомься, Паша. Это тот самый Дворецкий".
Солдат протянул руку и многозначительно растянул: "То-о-т
с-аааа-мыый?!" Ванька пожал. Кратко, по-военному согласился:
"Ага!" - и удивлённо взглянул на маэстро. "Нам Галка про тебя
все уши прожужжала, - пояснил тот, - а Пашка приревновал…" Солдат не стал
прятаться за спину авторитета и ещё раз представился: "Человек в серой
шинели. Павел". Ванька тоже не ударил лицом в грязь: "Человек,
заботящийся о том, чтобы его не забыли. Иван".
После представления, на котором
Пашка принимал активное участие, жонглируя солдатской кухонной утварью под
дружные и несмолкаемые аплодисменты товарищей по службе (такого успеха Ванька
больше не видал ни разу, ни в 30-летии, ни в 40-летии), они уединились (так
получилось) в какой-то ленкомнате. Все ушли солдатские щи хлебать и кашу
пробовать, а Пашка с Ванькой за жизнь разговорились.
"Здорово вы нашим ребятам
понравились", - без всякого загиба констатировал Пашка и показал пару
профессиональных фокусов с сигаретами в подтверждение заслуженного
благорасположения. Ванька освоил. С тех пор (с четырнадцати лет) он курить
начал, зарабатывая на "очке" и реже на "чёрном дворе" лавэ
(деньги) на четырнадцатикопеечный "Север".
Прощаясь, Паша сказал:
"Учиться тебе надо", - имея в виду цирковое училище, которое сам
перед армией окончил. "Учи-и-иться, учи-и-иться… и ещё раз быстренько
па-а-у-читься", - растянул Ванька, имея в виду школу, но, сообразив,
уточнил: "А поступить туда тяжело?" Пашка, не оборачиваясь, бросил
кратко по-военному через левое плечо: "Тебе? Не-а!"
О чём они там разговаривали с
тестем, Ваньке было неизвестно, но в военном ПАЗике, который их привёз и увозил
обратно, Крихелли периодически косился на Ваньку и лукаво улыбался. И Ванька
решился предварить непродуманную мысль в жизнь. Он подсел к мастеру и заискивающе
пролепетал: "Михаил Бенционович, а нельзя следующую репетицию у нас в
школе провести?" Маэстро не ответил. И не улыбался больше. Потерпев
фиаско, Ванька дёргаться перестал, но мысль гвоздила.
Гастроли на рабочих и нерабочих
стройплощадках, в горячем цеху чугунолитейщиков и в холодном ликероводочного
разлива перемежались с концертными площадками парков культуры и отдыха перед
многотысячной аудиторией современников в Дни Молодёжи и другие дни массовых
народных гуляний, театральной сценой драматического театра перед избранной
аудиторией передовиков производства и руководящих партийных работников.
Культура им. 40-летия Октября несла в массы солидность и профессионализм, а
культура 30-летия - план и творчество охваченных заботой масс.
Небезуспешная Гондолина
Сегментьевна чётко составляла утрясённые с отделом культуры планы,
руководствуясь всеобщим окультуриванием и семейным положением многодетной
матери (сын у неё был один, но много, 120 килограмм). Она
виртуозно пробивала у культивируемой администрации послеконцертные "обеды
для проголодавшихся юных деятелей культуры", не забывая прихватить с собой
для деточки (и не известно кому больше).
Особенно отвальными были гастроли
в сельскую местность. Типа "День весенней посевной", "День
Урожая", "День озимой посевной", "День рыбака" и пр.
Отваливали щедро. С ночёвкой, похмельем и барашком на ход ноги. Руководители
кружков (хорового, хореографического, художественного чтения и др., Галина не
ездила, чего ей там с одним номером… Ванька за старшего) и сопровождающие аккомпаниаторы
на полставки были довольны. А сами участники… много ли им надо?
В начале очередного гастрольного
сезона замешкавшаяся Галина попросила Ваньку отнести Гондолине Сегментьевне
"План работы кружка цирковой акробатики на следующую декаду" для утверждения.
Гондолина сидела у себя в
кабинете и натужно морщила лоб, догрызая казённый карандаш. Не отреагировав на
приветственную речь, она забубнила со скоростью шамана при камлании (обрядовом
действии): "Способна женщина рожать… концерт один подшефным дать…
кому?" Ванька сообразил, Гондолина "грёбанную обязаловку"
откатывает. И нереализованная мысль устремилась к воплощению:
"Комсомольской организации средней школы №15. Ленин! Партия! Комсомол! Тем
более 22 апреля не за горами и школа рядом. На транспортные расходы тратиться
не надо…" Сегментьевна встрепенулась, ожила и задышала: "Пошёл
вон!" - ласково проворковала она, забрав акробатический план на декаду.
На следующей тренировке клубная
техничка Гильдия Простоволосьевна, выполнявшая по совместительству обязанности
дежурной и на общественных началах вестовой, вручила Галине пакет с
утверждённым планом и одним единственным исправлением, исполненным чёрным по
белому судьбоносной шариковой худручкой: "22 апреля. Акробаты-каскадёры.
СШ №15".
Утверждённый план был приведён в
исполнение. Валерчик и Ванька легли спать знаменитыми. Свалившаяся слава и
снисходительность преподавателей позволили им завершить среднее образование с
твёрдыми удовлетворительными результатами и низкой посещаемостью. Сила
Искусства!
