Куда пойти учиться - не вопрос, куда пойти работать - не
вопрос. Вопрос, - куда пойти учиться работать?!!
Столица Украины встретила Ваньку
трудоспособными лицами таксистов и браконьеров частного извоза, которые
однотипны своей назойливой любезностью и индивидуальным тарифом на всей
привокзальной территории Советского Союза и за рубежом, не взирая на лица. Эти
лица были Ваньке уже знакомы по первой ездке и восторга не вызвали.
Впервые Ванька покинул пределы
своей маленькой родины, когда ещё работал на режимном заводе. Вернее уже не
работал, а находился в оплачиваемом отпуске. Перед увольнением. В связи с
переходом на другую работу. В Грузию с отцом ездил. В Батуми. По линии патрилинейной
тётки, которая обнаружилась и проживала в братской республике с дочерью, сыном,
зятем и внуком. Зять - грузин, внук - грузин, а остальные - евреи. Вечно
гонимые евреи были нарасхват, потому как в рассеянии и родина у них обетованная
(обещанная), а у грузин своя - исторически-сложившаяся. Правда, грузины тоже
местами рассеяны, но по доброй воле и в основном на рынках строившегося
Коммунизма.
Ваньке город Батуми понравился.
Из окна тёткиной квартиры он с глубоким чувством морального удовлетворения наблюдал,
как по тротуару улицы им. Руставели, утопающего в лаврах и других экзотических
растениях, степенно прохаживались темпераментные грузины, рассекая тёплый
морской воздух национальным достоянием. Ванькин горбатый нос гармонично
вписался в дефилирующие аналоги и ничем не отличался, а купленная
кепка-аэродром, по случаю оставшихся отпускных денег от покупки платья для
Светы, эстетично преобразила его "жидовскую морду" в местное
"лицо кавказкой национальности". Отец так и сказал: "Ты, Ванька,
здесь за своего сойдёшь", - но родной русский язык демаскировал
"хохляцкую натуру"…
Истоптанным потоками снующих
приезжих и деловых проживающих столичным улицам Киева был абсолютно
индифферентен интерфейс перемещённых лиц. Даже негры не вызывали
заинтересованного любопытства, свободно перемещаясь на правах хохлов. Ванька
поспешающим прохожим тоже особого внимания не уделял. Его поразила
монументальная значимость шлифованного гранита Крещатика, величественная
архитектура государственных и жилых зданий центра и знакомая убогость окраин.
Компенсируя раскалённый зной асфальта прохладными водами Днепра и тенью зелени
каштанов, Киев покорил приезжего абитуриента своей объёмной гостеприимностью в
объёме услуг предлагаемых КИСИ за деньги профсоюза.
Ваньке выделили кровать в общежитии
на улице Володарского для ночлега и постельные принадлежности. Рядом с
выделенной койкой соседствовали ещё три. На одной из них возлежал коллега по
курсам Игнат Передонько, на двух других: компанейский негр Али из Сомали и
некомпанейский негр Удод. Негры уже целый год отучились, как негры, и
готовились к экзаменам. Ванька и Игнат тоже готовились.
Игнат познакомился на курсах
повышения квалификации с абитуриенткой строительного института Ангелиной, и они
вчетвером изучали вечерние красоты Киева. У Ангелы, кроме желания получить
высшее образование, была ещё ничего незначащая подружка Алевтина, которую
девать было некуда.
Сдружившись с обитателями
интернациональной комнаты общежития на улице Володарского по интересам, Ванька
безысходно скучал по своему личному интересу, оставленному на "чёрном
дворе" любимого города, который спал спокойно и не подозревал о Хрящёвой
контрпасхальной акции.
Интересы обитателей международной
комнаты подразделялись на международные, корпоративные и личные. Международные
интересы пересекались на ежедневной приборке временной обители с высокими
потолками и ежедневно пылящимися квадратными метрами. После проведённого
саммита высоко договаривающиеся стороны пришли к консенсусу, выдвинутому по
Ванькиной инициативе. Каждое утро концессионеры становились с ног на голову, в
прямом смысле, и тот, кто первый падал, осуществлял приборку. Чаще всех Удод. А
Ванька вообще не убирал, благодаря цирковому искусству четы Крихелли.
Корпоративный интерес по вопросам
подготовки к вступительным экзаменам в высшее учебное заведение и углубленного
знакомства со столицей был неоднозначным, однобоким и расточительным
одновременно. Ванька задерживаться долго не собирался, но ему надо было
получить оправдательные документы, и он взял билет "обратно" предварительно
и без промедления, на следующий день после даты, рекламирующей на доске
объявлений начало первого вступительного экзамена. Неидентичный Игнат стремился
к знаниям во что бы то ни стало. Но "во что бы то ни стало" стало в
копеечку, вылившуюся в первое знакомство со столицей. Со второй половины
подготовительного месяца абитуриенты перешли на селёдку, хлеб и воду не более
одного раза в день.
Отбыв положенный срок, успешно
сдав пустой экзаменационный листок по письменной математике, и получив за это вожделенные
документы, Ванька с облегчением возвращался на родину в плацкартном вагоне
пассажирского поезда. Облегчённый донельзя несостоявшийся инженер-строитель
представился сердобольным соседям по вагону выздоравливающим больным
общесоюзного цирка и для убедительности показал пару фокусов. Пассажиры с
сочувствием отнеслись к молодому артисту, травмированному падением, которому
"ни пить нельзя, ни есть нельзя, ни спать нельзя". Ванька
благополучно доехал до станции назначения, не смыкая глаз и захлебываясь слюной
от вида отвергнутых щедрых яств, искренне предлагаемых сочувствующими
пассажирами: "А вот это вам можно… а от этого ещё никому плохо не
было…" На перроне встречала Света.
Выслушав справедливый упрёк отца:
"Балбес!" Ванька вернулся на производство. Солидарный с отцом Хрящ
стал относиться лояльней к возвращенцу, добросовестно хранящему секрет
"тайной вечери". Он даже поставил его на подноску половой доски, а
традиционное Ванькино место (балкон пятого этажа) заполнил Федей.
Разнести доски для покрытия полов
по этажам являлось задачей коллективной. Члены бригады выстраивались на
балконах одного стояка, и перебираемые руками погонные метры половой доски
медленно ползли по назначению, где, перегнувшись через перила, их затаскивал
получатель для дальнейшего распределения по квартирам. Федя чего-то не
рассчитал, и перегибаемая через перила доска сыграла, выбросив Федю с
занимаемого места. Федя эффектно спланировал и, волей его Величества Случая,
был приземлён в кучу опилок, сломав мизинец левой руки. Мизинец правой он
потерял года три тому назад, когда работающему на строгальном станке напарнику
сделал замечание: "На твой тупой строганок хоть жопой садись!" - и
хлопнул по рабочей поверхности ладошкой, не рассчитав траекторию размаха.
Мизинец он и в Африке мизинец. А Ванька и не возражал.
Он добросовестно вписывался в
трудовой процесс, ожидая осеннего призыва, по которому его должны были призвать
за то, что в первом полумесяце сентября он достигнет восемнадцати. Призывная
комиссия авторитетно определила в Ваньке танкиста, чем гордился отец,
прошагавший всю войну пешком в победоносной матушке-пехоте. Ваньке было как-то
безразлично, что пешком, что на танке, и он от этого не тащился. Разговоры о
дедовщине, муссируемые в неокрепших рядах патриотической молодёжи, его не
пугали, но перспектива постоянно застёгнутой верхней пуговицы и двухлетнее
времяпрепровождение в строю настораживали, заставляя задуматься.
На мысль натолкнул товарищ
старший лейтенант из военкомата, борющийся за выполнение поставленной перед ним
задачи и звание "капитан". Он доверительно отозвал Ваньку в тёмный
конец коридора и натолкнул: "И чего тебе в зиму сопли морозить? Давай я
тебя оформлю на курсы дизелистов-электромехаников при ДОСАФ. Окончишь, а весной
специалистом пойдёшь долг Родине отдавать". Ванька прикинул: "Ему -
план, мне - отсрочка", - и согласился. Курсы были шестимесячные вечерние и
начинались с первого сентября в знак солидарности всесоюзному "Дню
знаний", но Ванька один раз в неделю организовывал себе "лабораторные
работы". Хрящ тоже был солидарен с Добровольным Обществом Содействия Армии
и Флоту (ДОСАФ) и даже не требовал у Ваньки справку, проставляя восьмёрки в
рабочий табель. На "лабораторных работах" Ванька с некоторыми
товарищами по курсам (втянутыми в афёру подготовки защитников, как и он,
коридорной военкоматовской доверительностью, которая обеспечивала "план
охвата") оттягивался перед надвигающимся служением Родине, прощаясь с
любимым городом и суверенной свободой. Света заканчивала десятый класс,
претендуя на золотую медаль, но систематически, по мере возможности,
встречалась с Ванькой.
Курсы завершились выпускным
мартовским вечером и вручением корочек об окончании и присвоении. Ванька был
готов и годен, но наступившая оттепель внесла свои коррективы в план весеннего
призыва. Получивший новую задачу товарищ старший лейтенант призвал Ваньку в
тёмный угол коридора и опять подтолкнул: "Какой дурак в Армию весной идёт,
когда скоро лето? Давай я тебя оформлю на поступление в высшее военное училище.
А училище подходящее. Самый западный гарнизон Советского Союза! Проедешь через
всю страну за государственный счёт. Людей посмотришь, себя покажешь, а главное
природные красоты и исторические места. Кенигсберг слыхал? Нет?! Деревня! Езжай
посмотри. Вернёшься - лето твоё, а осенью пойдёшь Родине долг отдавать".
Ванька прикинул и не согласился,
но старший Дворецкий, ухватившийся за подвернувшийся случай сына на истинный
путь поставить, настоял при молчаливом несогласии матери. И Света не
соглашалась, но её мама надоумила: "Муж артист - чужой муж. А офицер - это
звучит гордо". Света заколебалась и сказала: "Делай, как
знаешь". Взвесив все за и против, Ванька согласился посмотреть, на что это
такое Кенигсберг и как это на офицеров учат, выторговав у отца в качестве
компенсации полный расчёт со стройки и право на самоопределение. Спор между
договаривающимися сторонами был разрешён созданной из этих сторон
согласительной комиссией при обоюдном непротивлении, без мордобоя и чаепития.
Тунеядствовать Ванька не
собирался и, повинуясь зову обновлённого заборного объявления: "Театру
Юного Зрителя (ТЮЗ) требуется столяр-декораторщик на постояннойоснове…" - предстал перед дирекцией,
которая, ограничившись собеседованием, зачислила Ваньку в штат.
Штат состоял из Хованьки.
Хованька был в возрасте, рецидивист (четырнадцать лет отсидки), мастер своего
дела и единоличный хозяин столярного цеха. Через каждые полчаса работы он
выпивал полстакана "биомицина", а иначе никак. В конце рабочего дня,
раздевшись до трусов и став на тумбочку, он прикуривал сигарету от лампочки на
два счёта, подавая Ваньке команду: "Отвернись! Повернись!" Ванька
тоже пробовал прикурить, но у него не получалось.
Работа в театре была творческой и
интересной. Хаванька не мешал, изготавливая из сосны "ореховые"
мебельные гарнитуры для продажи, и учил жить. Ванька не учился. Он делал
декорации и в очередной раз прощался с любимым городом. На последнем этапе
вольной жизни к нему подсоединился Воробей, отправленный папой на защиту
Отечества и приобретения высшего гражданского и среднего военного специального
образования. Получив предписание и проездные документы, друзья детства поехали
в самый западный гарнизон.
Игнат Передонько и Ангелина
выдержали вступительные экзамены, завоевав на конкурсной основе весёлое звание
"студент КИСИ", а Алевтина провалилась, о чём Ванька узнал из
передонькиного письма. Да он в Игнате и не сомневался, потому как лично помогал
решить ему мудрёную экзаменационную задачу при поступлении. Али из Сомали уехал
на каникулы и больше не вернулся. И твинчик (пиджак) не вернул, взятый у Игната
взаймы, а Удод вернулся и исправно убирал, но уже другую комнату…
Света с отличием окончила десять
классов и была сослана предусмотрительными родителями в Сибирь. На свадьбу к
двоюродной сестре. Ввиду сложившейся субъективно-объективной причины она Ваньке
руку не жала и милого не провожала в путь… путь… путь… и "под густой, под
заветной сосною" они не стояли. Сосны в городе не росли, всё больше акации
и шелковицы…
