Инженеры зело потребны суть при атаке или обороне какова
места; и надлежит таких иметь, которы не токмо фортификацию основательно
разумели и в том уже служили, но и чтоб мужественны были, понеже сей чин паче
иных опасности подвержен есть
Император Петр
Великий.
В 1701 году (10 января) Петр I
издал указ о создании в Москве "Школы пушкарского приказа", в которой
готовили офицеров артиллерии и военных инженеров. Затем, отделившись от
артиллеристов, инженерная школа переехала в Петербург, а летом 1960 года, в
хорошо сохранившийся после штурма Кенигсберга военный городок бывшего немецкого
танкового училища Гудериана у озера Мюлен-Тайх. Расположенный на окраине города
Калининград (Кенигсберг) военный городок граничил с военным полигоном и являлся
историческим центром подготовки разноплановых специалистов инженерных войск.
Ванька и Воробей добрались до
места назначения без происшествий. В общем вагоне пассажирского поезда за счёт
Министерства Обороны, а далее за свой счёт троллейбусом №8. В приёмной комиссии
их встретили приветливо. Приветили, в смысле: "Привет, салаги!" -
приняли, в смысле документы, и послали, в смысле в накопитель абитуриентов,
который размещался в казармах третьего батальона. Что такое третий Ванька знал,
что такое батальон, понятия не имел, но нашёл.
В этом батальоне их распределили
по ротам. Воробьём доукомплектовали сформированную роту, а Ванькой
скомплектовали вновь формируемую. По мере прибытия в течение дняостального ограниченного условиями приёма
контингента (Ваньку с Воробьём троллейбус привёз рано утром), возникла задача
размещения, с которой личный состав комплектуемой роты управился легко. Пацаны
успешно натаскали из указанных и на указанные места армейские койки. В два
яруса. Койки громоздились на всей пустующей площади спального и не спального
помещения, отведённого для проживания. Поскольку понаехало по семь человек на
одно штатное койкоместо, то было довольно тесно, а по ночам душно и спёрто.
Любители свежего воздуха пытались вычислить пердуна, но бесполезно в такой
массе, где каждый второй… "тоже герой".
Ванька быстро скорешевался с
соратниками (или соротниками). Уже в обед он, нахально втиснутый в строй
горластым военным, весело шёл на шамовку, щедро делясь полученными
впечатлениями с окружающими. В строю разговаривать было нельзя. Ванька сначала
не поверил, но, вымыв после обеда по просьбе военного лестничный марш и шесть
очков в сортире (с какой стати?), начал догадываться. Военный объяснил, что
такое дисциплина и наряд вне очереди. Что такое дисциплина Ванька знать не хотел.
Что такое наряд Ванька знал. Каждый день Хрящ на утренней пятиминутке наряды
раздавал и по очереди, и без очереди, но заплатят ли за этот от военного,
Ванька сомневался.
Да и вообще не за этим он сюда
ехал. Первый экзамен начинался через два дня, в город не выпускали, время
девать было некуда. Основной ограниченный контингент молодёжи перелистывал
привезённые с собой учебники, но поскольку у Ваньки учебников не было, а была
всего лишь одна колода игральных карт, то он и играл в кругу сгруппировавшихся
вокруг колоды соротников, которые тоже не взяли с собой учебники.
В ходе "подготовки к
экзаменам" сгруппировавшимися экскурсантами был разработан план совместной
экскурсии по историческим местам павшего форпоста Восточной Пруссии (а то зачем
за тысячу километров пёрлись?) и сформированная вокруг азартных игр группировка
с нетерпением ждала конца первого экзамена.
На второй день пребывания первого
потока страждущих знаний за забором военного училища к абитуриентам,
переваривающим халявную обеденную пищу в приказарменной курилке, подошёл
столообразный курсант (широкий, но ниже шкафа, как выяснилось позже -
абсолютный чемпион училища, мастер спорта по вольной борьбе) и поинтересовался:
"Кто здесь с Николаева?" Ванька признался. Курсант отвёл его в сторону
и оказался земляком. "Крестец, - представился он и уточнил, -
Виктор". Ванька тоже представился, и они разговорились на южно-украинском
диалекте: "…базар-вокзал, мешки-вагоны… какие сапоги?"
Крестец училище окончил, но
замешкался по причине болезни с экзаменами, которые сдал, выздоровев, и ждал
приказа МО о присвоении первого офицерского звания "лейтенант".
"Лейтенант Воздушно Десантных Войск", - с гордостью уточнил он, и
как-то глянул на Ваньку сверху вниз, несмотря на Ванькино превосходство по
длинноте. Уразумев, что земляку невдомёк, какие это войска и с чем их едят,
Крестец пояснил: "Утром укладываем парашюты, в обед прыгаем, вечером
хороним товарищей, а потом женщины, вино и карты". Ванька удивился:
"И за это деньги дают?" Крестец уточнил: "Не деньги, а денежное
довольствие", - и проинструктировал Ваньку о порядке сдачи первого
вступительного письменного экзамена по средней математике, не вникая в его
личные чаяния и стремления:
"Во-первых, найди отличника
и посади рядом с собой, но обязательно садись у раскрытого окна, во-вторых,
сразу перепиши условие задачи и примеры, заложи в спичечный коробок, который
привяжешь вместо картошки к нитке, пропущенной через иглу, которую воткнёшь в
подоконник. Делал в детстве бульбу?" Ванька признался: "Угу".
Крестец одобрительно продолжил: "В третьих, а впрочем, тебе и двух первых
хватит. Мы под окном будем. Нас здесь на каждом курсе по одному земляку. И
башковитые есть. Порешаем. Коробок сами подтянем. Твое дело руку высунуть и
готовое решение переписать. Усёк?" Ванька усёк. Так всё и сделал. Посадил,
переписал, сбросил и даже выглянул. Четверо земляков лежали на мягкой зелени
газона.
Впоследствии выяснилось, что с
занимаемого поста их шугнул патруль, наряженный заместителем начальника училища
по учебной части. Скучая, Ванька перечитал ещё раз условия задачи и,
заинтересовавшись, записал предполагаемый ход решения, а потом, увлёкшись, и
примеры пощёлкал. Опомнившись, выглянул в окно, но на газоне никого не было.
Рядом сидящий отличник, упитанный комсомолец с пробором, потел, в полном смысле
этого слова, над своим вариантом и исподтишка вонял. Ванька утруждать его не
стал. Пожалел.
Когда предполагаемых кандидатов
инженерной науки отпустили после первого испытания, Ванька, позаимствовав у
кого-то сборник Антонова, полюбопытствовал. Отыскав поставленную ему задачу, он
констатировал несоответствие хода решения и совпадение конечного ответа.
Удовлетворившись полученным результатом, засобирался. Объединившись,
соротники-сокартники двинулись самовольно за пределы забора "ставить город
на уши" (всё равно завтра домой!) Денежные средства на финансирование
задуманного мероприятия (у кого сколько было) сбросили в "общий
котёл", оставив на чай в предстоящий путь обратного следования, по
рекомендации опытного Ваньки. Поскучневший Профоня из Арзамаса пожаловался, что
у него ночью "стыбзили последнюю двадцать пятку, которая на обратный
путь" и отказался было, но солидарные соротники, хлопнув приятеля по
плечу: "Не печалься, старик, угощаем", - отстегнули и ему на чай с общего
котла и развесёлой гурьбой двинулись покорять город-крепость Кенигсберг.
Вторично, после штурма в сорок пятом: "То, что отцы не разбомбили, мы
разбомбим. То, что отцы наши пили, и мы употребим…"
Оставшаяся от бомбёжек и
артиллерийской канонады готическая архитектура Кенигсберга, неиспорченная
советскими коробчатыми строениями, впечатляла. Полюбовавшись обилием каменной
резьбы и скульптурных украшений, осмотрев нервюры, контрфорсы, аркбутаны
средневековья и выпив на могиле Канта за его здоровье, группировка
сосредоточилась в городском зоопарке, где и был завершён прощальный ужин. Через
час после закрытия, вся администрация с потугами выпроводила представителей
регионов, тесно общающихся с животным миром вверенного им культурного
заведения.
Прерванное общение оказалось
обидным. Ванька всё сокрушался, что отобрали пингвина, с которым он договорился
на поездку в тёплые края в качестве сувенира для Светы, а отбившийся от рук
полутрезвых товарищей Профоня из Арзамаса, периодически впадая в кому, набил
морду африканскому страусу, уличённому в хищении двадцати пяти рублей одной
сиреневой бумажкой, которые на обратную дорогу.
К месту дислокации добрались
затемно, через забор. Профоня, худой и очень длинный, не передвигался, но
дышал. В шестером несли. Преградившая путь речка-вонючка не смутила соротников
и они форсировали её вброд. Вспомнивший о двадцати пяти рублях Профоня дёрнулся
и уронился. Налегке завершив переправу, друзья обнаружили пропажу и, выловив на
середине, вытащили покоящееся тело, но не на противоположный берег, а на исходный.
И так пять раз.
Река была не глубокой
(сантиметров тридцать) и не широкой (метров восемь), но очень грязной. Белая
рубаха Профони почернела, слившись с чёрными штанами, а он тихо посапывал,
изредка вскидываясь в непотребном месте (посередине). Возвращающиеся коллеги из
Белоруссии подсобили. Объединенные усилия славянских народов привели к
долгожданному успеху. Под покровом ночи Профоню пронесли по всей территории
училища и высохшего, а от этого монолитно посеревшего, сунули под водонапорную
колонку у клуба. Заодно и сами вымылись от налипшей Прфониной грязи.
На утреннем построении отмытая
группировка стояла в общем строю с уже укомплектованными дорожными
чемоданчиками. Командир роты выкрикивал пофамильно всех двоечников и выдавал
документы, в том числе и желанные проездные. Сконфуженный Профоня, бережно
сжимающий высушенную сиреневую бумажку, обнаруженную приятелями в кармашке
плавок владельца и отмытую при обмывании, был первым по списку. За ним и
остальные. Ванькину фамилию не назвали. Африканский страус, как и все его
земляки, пострадал ни за что, но они привыкли, а вот Ванька заволновался.
"Товарищ капитан, Дворецкого пропустили", - выкрикнул он, нарушив уже
ненужную дисциплину. Ротный перечитал официальную бумагу и лениво выговорил: "У
вас четвёрка и прекратите, наконец-то, разговоры в строю!" Ошарашенный
Ванька проводил собутыльников до КПП и распаковал чемоданчик с туалетными
принадлежностями и сменой нательного белья.
На устном экзамене по математике
он лениво, но правдиво, отвечал на интересующие маленькую общительную тётеньку
вопросы. В ходе беседы выяснилось, что у Ваньки твёрдые хорошие знания предмета
(откуда взялись? неужели со школы? или с киевских курсов? усвоились, наверное,
когда на голове стоял). На экзамене по физике он удовлетворил пытливого
очкарика и, отчаявшись получить проездные документы, втянулся в экзаменационную
гонку, скатав сочинение по русской литературе "отлично".
Света помогла и Крестец.
Любознательному литературному экзаменатору постоянно интересующемуся:
"Куда вы смотрите?" - он систематично показывал Светину фотографию и
честно отвечал: "Любимая девушка. Она мне думать помогает". Крестец
снабдил Ваньку фотографическими карточками с сочинениями, а подменить одну
другой - дело техники. Ловкость рук, иллюзия и манипуляция. Весть о Ванькиных
способностях быстро разнеслась солдатским (курсантским) радио, преувеличиваясь
и извращаясь.
Перед заседанием мандатной
комиссии командир десантной курсантской роты (которая готовила инженерные кадры
для ВДВ и значилась в училище под №4) отбирал кандидатов, как потом выяснилось
в элитные войска. Приоритетом пользовались спортсмены различных единоборств,
бегуны, лыжники, стрелки… и, конечно же, парашютисты. Интересуясь Ванькиной
разрядностью в том или ином виде спорта, и получая всякий раз отрицательные
ответы, ротный вспылил, гневно фыркнув на Крестца: "Кого ты мне
привёл?" Ванька поспешил земляку на выручку и ляпнул: "Я столяр
третьего разряда". Ротного перекорёжило, но нашептавший ему что-то на ухо
Крестец снял с бедолаги нервную конвульсию. Тот даже в улыбке расплылся:
"Это он и есть? - и, переведя взгляд на Ваньку, строго резюмировал, - в
ВДВ все важны и все нужны… и клоуны тоже".
Симпатизирующий Ваньке
каптенармус (каптёр - для него это слишком непристойно, так как он являлся
единственным наследником советского дипломата в Китайской Народно
Демократической Республике и проходил срочную службу в элитных войсках) был
балаболом и разгильдяем, который честно дослуживал оставшийся срок службы до
осенней демобилизации. Он с гордостью носил голубые погоны (кроме него, только
офицеры ВДВ, все остальные ходили в чёрных) и псевдоним Швейк, а после
знакомства с Ванькой загордился и им, являясь потенциальным почитателем
циркового искусства.
Ванька, по ходатайству Швейка,
был нелегально переведён (согласно договорённости между ротными) в казарму
четвёртой роты и в качестве курсанта числился в единственном экземпляре.
Штатные курсанты пребывали в плановом отпуске, а молодое пополнение, прошедшее
испытания, ждало последствий второй очереди вступительных экзаменов и решающих
результатов мандатной комиссии в казарме третьего батальона, ежедневно убирая
размашистую территорию немецкого училища Гудериана.
Правда, от Гудериана, кроме
мусора, остались всего лишь серые казармы и бетонное покрытие, которые и в
солнечные дни давили курсантов своей серостью. Вновь оборудованные по профилю
лаборатории и мастерские размещались в серых боксах с надписью на стенах
"Арбайтен гуд!" а автодром, машинодром, гидродром, водолазная
станция, стадион, крытый спортзал, спортивные площадки возле казарм, бассейн на
озере и пр. представляли собой творчество курсантских масс и полёт мысли
военно-инженерных преподавателей. Были заново отстроены минный,
фортификационный, маскировочный, подрывной городки, полевой лесозавод, полевой
бетонный завод. Но, несмотря на высокие достижения в деле создания
учебно-материальной базы старейшего училища, работы было непочатый край,
которая работалась силами молодого пополнения и золотого карантина, ожидающего
после сдачи государственных экзаменов присвоения первого офицерского звания.
Недобравший один бал до
проходного Воробей уехал на родину, а Ваньку загрузили досрочно в интересах
поддержания и развития бытовых условий четвёртой роты. Но его, стихийно
попавшего в переплёт "Вот вляпался!"мучил один вопрос. Выйдя из общего строя третьего батальона, он вошёл в
междугороднюю связь, и запросил Свету, мол, как быть. Света сказала:
"Учись!" Он спросил: "Ждать будешь?" Она ответила:
"Буду", - и повесила трубку. Слово они держать умели оба и сдержали. Ванька
учился, Света ждала. Ребёнка это она уже ждала, когда Ванька был на третьем
курсе, а Ванька и не ждал вовсе, но это потом, а пока Ванька учился, и даже не
учился пока, а работал…
