АПОСТЕРИОРИ

Существует только один заменитель воображения - опыт.

Берджес

Апостериори - знания, приобретённые на основании опыта. А опыт приходит во время… нет, не еды, работы. Так и называется "Опыт работы!" или "Практический опыт!" Лейтенант Дворецкий начал работать практически сразу же по истечении первого офицерского отпуска. Носильщиком личного багажа и ручной клади. В форме, но без бляхи.

Света со спящей Алёнушкой на руках и он с необходимым на первое время скарбом, уложенным, упакованным в баулы, саквояжи, чемоданы прибыли в доселе неизвестный город Псков, согласно полученному предписанию. Московское время, идентичное местному, соответствовало четырём утра. До трансляции гимна Советского Союза оставалось два часа, но не отзвучавшие в подсознании бравурные звуки фанфар парадного выпускного марша, сохраняли приподнятость духа и торжественность момента в неокрепшем самосознании военных переселенцев.

Автомобиль, любезно предоставленный городским таксопарком, лихо доставил молодую вновь прибывшую чету в "гостиницу офицерского состава". Заспанная дежурная администраторша, высунувшаяся из двери на зов звуков торжественного марша, дублируемых Дворецким в такт большого барабана, заглушила торжественность встречи: "Тише! Чего барабанишь? Люди спят, - и объяснила, что не гостиница это вовсе, а офицерское общежитие. - Чтобы сюда попасть заслужить ещё надо, что…" - но, окончательно проснувшись, дверь приоткрыла: "Куда вас девать, цыгане…" Цыгане разместились в холле. Алёнушка - на сдвинутых креслах досматривала сны, Света - рядом, присматривала на баулах, полусидя, а Дворецкий, уяснив, где находится гостиница, в которой можно… отправился искать приют.

Городской ландшафт и старославянская архитектура религиозных построек старинного древнерусского города, разделённых на две неравные части водами реки Великой, свежезаваренными в лучах утреннего августовского солнца, произвели на Дворецкого впечатление: "Жизнь начинается!" Быстренько обаяв городскую гостиничную администрессу, до которой "рукой подать" на первом рейсовом автобусе, Дворецкий вернулся, обнадёжив Свету: "Всё выше крыши, чище лошади!" Похлопотав перед администраторшей общежития: "Пусть до двенадцати посидят. В двенадцать съедем. Я договорился, и задаток дал", - Дворецкий направился в в/ч 45293 для представления по случаю прибытия. Как учили.

Представившись и получив трое суток на обустройство, он дипломатично отклонил предложение помощника начальника штаба, старшего лейтенанта Хомы: "Лейтенант, хочешь, за бутылку адресок дам? Квартирка сдаётся. Аккуратненькая. Хозяйка - ничего, на передок слабенькая…" Дворецкий спешил к брошенной в холле семье с целью эвакуации, но на КПП случайно встретил старшего лейтенанта Крестца. После обмена приветственными рукопожатиями и похлопываниями выше пояса, Крестец уточнил диспозицию семьи Дворецких и, не рассусоливая, вручил Ивану ключи от своей квартиры: "Жена с пацаном в отпуске, и я сегодня к ним. Поживёте месяцок у меня. За это время сориентируешься".

 Сориентировались. По классической схеме: "Приход - расход -  остаток". Как-то так само собой получилось (с первой офицерской получки), что семейный баланс и вытекающие из него последствия были распределены поровну и навсегда, на основе дружественных доверительных отношений без всяких предварительных на то договорённостей. При полном взаимном невмешательстве недоговаривающихся сторон Ивану досталась статья "приход" и её наполнение, Свете - "расход" и её потребление. "Остаток" ползал по блестящему лакированному паркету, пытаясь встать на ноги.

Расположившись и временно обустроившись, Света взвалила семейный очаг на себя, а лейтенант Дворецкий приступил к исполнению. Командир отдельного инженерно-сапёрного батальона прославленной воздушно-десантной дивизии подполковник Барташ, участник Великой Отечественной Войны, слуга Великому Делу, которому служишь, отец солдатам и инженерно-сапёрный единовластный военачальник, представил молодого лейтенанта, прибывшего для дальнейшего прохождения, и отправил в лес (как выяснилось впоследствии - проверка "на вшивость").

Батальонные дембеля, как и весь их призыв  патриотической молодёжи Советского Союза, вкусив в молодости всю горечь обиды перехода от трёхгодичного срока службы к двухгодичному, отрывались по полной программе, неся в массы элементы "дедовщины", нарушение воинской дисциплины, ненависть и призрение к командованию. Мудрый Барташ, объединив "кровопийц, сволочей, тунеядцев" в одну рабочую команду, исключил нарушителей из здорового тела коллектива, направив на постоянное доживание, а сменного командира группы на недельное выживание, в лес с задачей: "Строительство дивизионного склада для хранения инженерных боеприпасов".

Прапорщик Ситный, командир третьего взвода второй сапёрной роты при встрече со сменщиком обрадовался, как-то криво улыбнулся: "Вам, товарищ лейтенант, в соответствии с утверждённым графиком работ, к концу недели крышу надо рубероидом покрыть, - и кивнув на деревянный сарайчик типа "сортир", добавил, - канцелярия - там". Дождавшись разгрузки привезённых Дворецким грузов и продовольствия, Ситный вскочил на ступицу колеса шишиги (Газ-66) и, просочившись в кабинку, убыл на зимние квартиры.

Дворецкий огляделся. Огороженная колючей проволокой территория военного объекта представляла собой заросшую "травой по пояс" поляну, сарай типа "сортир", сарай типа "барак", сарай типа "очко" и кирпичный короб новостройки. Крыша, которую надо было покрыть, лежала в комплекте. Комплект включал в себя: аккуратный штабель железобетонных перекрытий, рубероид в рулонах и жидкий битум в яме. Расположенные рядом битумоварка, сварочный дизель-агрегат и кран с поникшей стрелой, дополняя стройматериалы, свидетельствовали о технической оснащённости сборной команды и заботе Барташа о материальном обеспечении.

Разбросанные по территории загорелые рабочие тела нежились в лучах предобеденного солнца, вдыхая запахи разнотравья и косились одним глазом на вновь прибывшего командира, изображая подчинённый личный состав. Исполняющий обязанности дневального по лагерю с отрешённым лицом подпирал постовой грибок, мучаясь, по-видимому, от жары и назойливых мух, которые проникали сквозь расстёгнутую до пупа куртку. Самоотверженно преодолевая давление бляхи солдатского ремня, съехавшей на детородный орган, он взирал вглубь себя, не замечая прибывшего офицера. Дворецкий, провернув бляху с десяток раз вокруг своей оси, восстановил её на положенное место и, аккуратно сложив в ладошку дневальному грязный подворотничок и ненужные пуговицы куртки, оторванные одним движением руки, ласково поинтересовался: "Кто среди вас старший в этом хламовнике?" Дневальный, благодарный за оказанную помощь, оживился: "Старший сержант Брыль, - и инициативно предоставил дополнительные сведения, - они в спальном помещении, отдыхают".

Заглянув мимоходом в канцелярию, внутренности которой состояли из армейской кровати, воздвигнутой в центре скирдованной копны шанцевого инструмента и застеленной измятым замусоленным одеялом, эффектно оттеняющим нарядную ватную подушку в наволочке тёмно-серого цвета, Дворецкий вошёл в барак. В дальнем углу сапогами на дужке кроватной спинки лежало тело, пускающее в потолок кольца табачного дыма и грезившее о возлюбленной Прасковье, дожидавшейся ненаглядного милого в малонаселённой деревеньке Рязанской губернии Мсценского уезда. "Случайно" оброненная Дворецким табуретка приземлилась у изголовья отдыхающего, оторвав задумчивую голову от приятных мыслей и подушки одновременно. Хорошо вылитая из бронзы скульптура сграбастала одной лапищей предметы верхней части обмундирования и, намотав на вторую ремень с бляхой, запела предбоевую песню времён Великой Отечественной, двинувшись всей своей громадой на выход: "Не осуждай меня Прасковья…"

Дворецкий, уверенно стоящий в проёме этого выхода, представился, приняв строевую стойку по всей форме Устава: "Командир второго инженерно-сапёрного взвода (исв) второй инженерно-сапёрной роты (иср) лейтенант Дворецкий". Освобождённая от приятных дум голова заискрила и, вернувшись в суровую действительность, отдала своему бронзовому бюсту команду на одевание. Заправившись по всем правилам ношения военной формы, собранное воедино тело представилось, приложив клешню к головному убору: "Старший сержант Брыль. Замкомвзвод первого исв первой иср". Оценив проявленное усердие: "Вот так-то лучше", - Дворецкий отдал команду на построение. Радостная голова дневального, торчащая под грибком из аккуратно застёгнутой на все пуговицы куртки со свежеподшитым подворотничком, продублировала. Продублировал и Брыль по всей форме. Удивлённые отдыхающие тела подтянулись, нехотя объединившись в ломаный двух-шереножный строй и внимательно уставились. Дворецкий рассказал, что кому делать. В Армии это называлось разводом на работы.

Первый самосостоятельный рабочий день, проведённый Дворецким по десантному варианту: "Делай, как я", - дал свои плоды. Барташ, прибывший через неделю "на контроль мероприятия", взглянул на голый торс Дворецкого (форма одежды №3), покрытый бронзой строительного загара, и не сдержал удивления: "Живой?! И график работ не сорвал!" Но отблески солнечных лучей от запёкшейся смолы на посеребрённой черноте рубероидного покрытия, вернули расчувствовавшегося комбата на занимаемую должность: "Завтра - выходной, а с понедельника - на разминирование". Сдав сменщику по описи, составленной накануне, лопаты и другой шанцевый инструмент, которые в предписанном строю рядились в каптёрке типа сортир свежей заточкой и с чистой наволочкой заправленное койкоместо, специально отведённое и уютно оборудованное в спальном помещении деревянного сооружения, которое раньше - типа бардак, Дворецкий вернулся в семью с цинковым ведром маслят, презентованным на прощание личным составом рабочей команды "кровопийц, сволочей, тунеядцев".

Света, постепенно осваивая рецепты потребления (к концу овладения грибным промыслом даже чистить начала), порционно извлекала дары лесов из стоящего в прихожей оцинкованного ведра и в течение недели жарила их с картошкой, вываривала в супе, пекла пирожки. Это потом они узнали, что семь раз должны были отравиться, но испугаться не успели. А откуда им было знать? В южном городе их детства грибы не росли и в степях тоже. Вот помидоры… Дворецкие трудно привыкали к синюшным помидорам Псковской губернии слегка малиновой окраски. Но это была единственная и легко преодолённая трудность первого совместного поселения для ведения общего хозяйства в отрыве от малой родины.

 На постой в жилищный частный сектор Дворецких не брали, вежливо мотивируя наличием маленького ребёнка, но они не смирились, и к концу сентября нашли бабу Настю, которая "за месяц вперёд" впустила их в пустующую комнату с одним диваном. К "удобству во дворе" Дворецким было не привыкать, а воду брали прямо с реки. Баба Настя, хозяйка, занятая повседневными хлопотами, в семейную жизнь квартирантов не вмешивалась. С утра она варила самогон из принесённой Иваном речной воды, с обеда, плавно перетекающего в ужин, выпивала сваренное зелье с великовозрастно тунеядствующим алкоголиком-сыном, а после ужина и до глубокой ночи хозяева выясняли отношения, громогласно изъясняясь на некорректном местном диалекте.

Единственное, что пугало бабу Настю, вызывая аллергию у последней и ослабляя анергию (отсутствие реакции организма на внешние раздражители) у Светы, это электроплитка, которая обогревала прохладными ночами Алёнушку, одновременно разогревая детское питание. Получив за второй месяц вперёд, пьяная баба Настя, войдя в аллергический экстаз и нанеся тяжёлые телесные повреждения насквозь алкогольному сыну, выгнала Свету с ребёнком и электроплиткой в ночь.

Иван нёс службу в суточном наряде, охраняя внутренние рубежи нашей необъятной Родины, и ничего не ведал. Вернувшись домой к погасшей, оставленной Светой, электроплитке, он обнаружил собранные чемоданы и не обнаружил семью. Проведя допрос с пристрастием, Дворецкий добился нечленораздельного признания от свежепьяной хозяйки: "Съехала… они". "Куда?" - он додумывал сам. Переступив через безвременно ушедшую в транс бабу Настю, забрал нехитрый домашний скарб и отправился к Крестцу. Счастливая Света была на месте и встретила мужа радостным сообщением: "Нёха ходить начала. Самостоятельно!" "Нёха" - это болтливая с восьми месяцев от роду Алёнушка, услыхав как Крестец кличет свою жену Валентину: "Ваха!" - стала себя именовать Нёхой, приобщаясь к прекрасному и упорно не желая передвигаться без посторонней помощи до тех пор, пока баба Настя не послала её в один год и четыре месяца от роду, вместе с мамой Светой…

Мама Света, квартируя (после того как…) полтора месяц у Дымаря и два месяца у деда Егора, который в отличие от бабы Насти не пил, не брал "вперёд" и помогал маме по хозяйству, выуживая полусырое мясо из семейной кастрюльки Дворецких (на пробу!) решилась на отчаянный шаг, пробилась к начальнику тыла дивизии и, застав товарища полковника в благодушном предотпускном настроении (он так и сказал, мол, пользуйся моим хорошим настроением), выпросила однокомнатную отдельную квартиру (17 м²!) на пятом этаже пятиэтажного (кирпичного!) здания военного городка "Завеличье" без горячей воды, но с титаном. Жизнь продолжалась, и они, все трое Дворецких, были счастливы… по-своему.

                          В ОГЛАВЛЕНИЕ