Умей принимать на себя удары судьбы и защищать любимого
человека.
В.А.
Сухомлинский.
Приняв под командование группу
разминирования, служебную шишигу с одноимённой надписью по борту (по правому и
по левому) и пухлую папку заявок местного населения Псковской губернии о
наличии взрывоопасных предметов на территории, контролируемой тем или иным
жителем, Иван обезвреживал найденные невзорвавшиеся предметы времён войны с
фашиствующей Германией. Любимый город "спал спокойно". И южный
любимый "спал", в котором остались родители, и северный любимый
"спал", в котором ждала молодая жена "…и у детской кроватки,
тайком…" взрослела подрастающая без отца дочь. Иван в семью возвращался
еженедельно, в отличие от Шиша, у которого семьи вообще не было. Вернее была,
но там, в Калининградской области. Мать была, отчим был, и сестрёнка была. А
Шиш был холостяком и наведывался в ту свою семью раз в год. Чаще - к
Дворецкому…
В училищном рапорте о
предположительно желаемом месте прохождения дальнейшей службы Шиш выразил своё
волеизъявление одной строкой: "Хочу с Дворецким". Командование
училища пошло навстречу пожеланию, и Шиш был направлен. Но по месту дислокации
воздушно-десантной дивизии его переправили в полк, отдельно расположенный на другом
конце города у знаменитой реки Черёха. У Черёхи, у реки, сформированная из
рабочих и крестьян Красная Армия дала 23 февраля 1918 года первый бой немецким
оккупантам, одержав победу. Шиш достойно продолжил дело, начатое рабочими и
крестьянами, в инженерно-сапёрной роте полка. Победы давались нелегко, но за
рабочее дело Шиш служил верой и правдой, столкнувшись с негативным проявлением
"дедовщины". Не той, не казарменной в понимании широких общественных
масс, а "канцелярской". В канцелярии иср ежедневно подводились итоги
рабочего дня (у сапёров Вооружённых Сил повсеместно подводятся итоги рабочего
дня и очень редко - итоги боевой подготовки потому, как они, сапёры,
"рабочие войны"… и мирных будней).
Итоги подводились среди офицеров
роты в составе командиров взводов: ветеранов застойного служебного продвижения
старших лейтенантов Тапы и Макара ("старых волков", форсирующих
Черёху в составе взвода добрый десяток лет) и "молодого" лейтенанта
Шиша, истоптавшего за первых полгода офицерской службы на маршруте
"канцелярия - магазин "Пиво - Воды" две пары хромачей (срок
носки одной пары - два года). Подводил итоги командир роты лейтенант Дымарь.
Дымарь, выпущенный из училища на
два года раньше Дворецкого, распределился в сапёрный батальон на должность
командира взвода и, отслужив их с Верой и Правдой, ушёл на повышение в Черёху.
Вера - это первая любовница Дымаря, Правда (фамилия такая) - вторая. А потом их
(любовниц) уже никто не считал. Неадекватная жена Алиса, получив высшее
образование и возомнив себя офицерской женой в норковой шубе, не перенесла
трудностей армейской жизни, свалившихся не по-книжному на её хрупкие худосочные
плечи, и вместе с дочерью вернулась в Калининград под матёрое мамино крыло. Но,
надо отдать должное, не всё в этой неустроенной жизни молодого офицера было ей
так отвратительно. Она не пренебрегла денежным довольствием и симпатично
наезжала за причитающимся ежемесячно, оставляя Дымарю на завтраки.
И Дымарю надо отдать должное. Не
сразу он блудовать начал. Он бился за сохранение семьи, выбив квартиру, и
сохранив при этом служебное рвение, но труднодоступная квартира не стала
символом семейного очага, функционируя как гостиничный номер. Лишённый
источника обогрева (женским домашним душевным теплом), который так необходим
человеку в погонах, круглосуточно вращающемуся по всей строгости Общевойсковых
Уставов в жёстких жерновах однородного мужского коллектива, он рефлекторно
искал этот источник на стороне. Пусть не такой уж душевный и домашний, но,
извините за выражение, всё-таки женский. Да и искать особого труда не
составляло, т.к. по статистике на десять девчонок… да и сами они, по-женски.
Какая девчонка не мечтает стать матерью, оплодотворив яйцеклетку сперматозоидом
генетически здорового офицерского организма, который ежегодно и тщательно проверятся
ответственной военной медициной на предмет "Годен" (особенно
десантники). Да и сам процесс… Офицерский корпус дивизии за время послевоенной
дислокации в городе Пскове зарекомендовал себя среди женской половины местного
населения как наиболее стойкий по сравнению с бормотушными гражданскими
аналогами мужской половины.
Дымарь в перерывах между
импортными наездами душевного супружеского тепла восполнял недостачу достойно,
с совестью и честью, не останавливаясь на достигнутом вчера и не вводя
одноразовых добровольных доноров тепла в заблуждение насчёт "замуж".
Заставшая его как-то с поличным жена Алиса (то ли самолёт раньше прилетел, то
ли поезд задержался), не стесняясь посторонней наготы, отсчитала причитающееся,
оставив Дымарю на одноразовый проезд в рейсовом автобусе. Выполнив ежемесячную
акцию, она дополнительно написала пасквиль "О моральном разложении
офицерского корпуса", самолично отнесла "аморалку" в партийную
комиссию дивизии и подала на развод с вычетом алиментов и разделом не нажитого
ею совместно с Дымарём имущества.
Дымарь мужественно прошёл через
все испытания, сохранив партийный билет и однокомнатную квартиру, которую на
период командировки доброжелательно предоставил молодой семье Дворецких для
проживания и укрепления зарождающихся семейных уз. По возвращению черёхинской
инженерно-сапёрной роты из литовских лесов, которые она вырубала, готовя
площадку для строительства аэродрома грандиозного проекта ВДВ "Учебный
центр Казлу-Руда", Дворецкая в ближайшую выходную субботу (которая
выдавалась в распорядке рабочей недели молодых офицеров крайне редко) с
последующим выходным воскресеньем (которое иногда бывало) дала праздничный ужин
по случаю… На квадратных метрах арендуемой жилплощади.
Метры на тот момент немного
пустовали, выдавая временную неполноценность семьи Дворецких. Наехавшая с
первой ревизией жилищных условий тёща, увезла любимую внучку со словами:
"Нечего по чужим хаткам шастать! Вот обживётесь, тогда и ребёночка
растите". Раздираемая двусторонним материнским противоречием, Света промолчала,
а Ивана никто и не спрашивал. Он в командировке был, а, прибыв, обнаружил в
арендуемой квартире недостачу в семье и избыток чувств вернувшихся параллельно
с ним друзей.
Вкусив с глубоким моральным
удовлетворением в кулинарном плане, прибывшие из командировки официальные лица
в лицах Шиша, Дымаря и Дворецкого не насытились в плане духовном. Имеющиеся на
территории города очаги духовности не соответствовали духовным потребностям
прибывших. Ресторан "Аврора", в простонародье "Крейсер",
ресторан "Псков", в простонародье "Шайба", ресторан
"Балтика", в простонародье "Офицерское казино" приелись.
Кто-то, из близкого окружения уронил фразу: "Поехали в
"Кавказский", кто-то заинтересовался: "А это где?" Ясность
внесла принципиально трезвая Света (ну, не такая, чтобы уж вообще,
пригубливала, конечно, но из принципа, а так, без принципа, не пила с детства).
Отличница (и по географии в частности), она сориентировала: "В Ленинграде
это". Офицеры, получившие накануне денежное довольствие за истекший месяц,
загусарили перед единственной начитанной и образованной светской дамой,
пригласив, а Шиш даже пропел: "Как я рад, как я рад, что мы едем в
Ленинград".
У него там невеста детства
училась в институте, а в другом институте "переводом" лежали Светины
документы, лет десять лежали на заочном отделении, а потом их вернули при
чистке рядов. Кроме документов у неё там жил ещё и двоюродный брат, молодой
кинорежиссёр Ленфильма. У Дворецкого никого не было, но он был при Свете,
светский, и не был никогда ни в Ленинграде, ни в "Кавказском". Дымарь
тоже в "Кавказском" не был.
В пять утра выходного воскресенья
автобус дальнего следования, преодолев 350 км советского автобана "Киев -
Ленинград", благополучно прибыл на станцию назначения. Полувыспавшиеся
полутрезвые (не путать с полусонные полупьяные!) полувоенные пассажиры (в
смысле Света - гражданская) не знали, куда себя деть в такую рань. Оказалось,
Света помнит ориентировочно номер дома (то ли 56, то ли 65), где проживал её
брат по линии родной сестры матери и ориентировочно не помнит номер квартиры.
Название улицы и как зовут брата, она знала и помнила хорошо. А Шиш вообще
ничего не помнил, кроме фамилии невесты, да и не знал, растрачивая свои
"математические способности" на потустороннее баловство.
Действовали методом тыка, отрабатывая
все десантные варианты. Десантники, тыкая пальцем в кнопки электрозвуковой
сигнализации квартир подозрительных домов и подавая сигнал: "К вам
пришли!" - вступали в близкий контакт с ленинградцами, пережившими
блокаду. Культурно извинившись, гости северной столицы заинтересованно
домогались у почему-то неприветливых к представителям Армии-освободительницы
хозяев, пробудившихся ранним воскресным утром, а не знают ли они Светиного
двоюродного брата по линии матери родной. Идя навстречу не прошенным, не
званным, их и отсылали к матери, но не такой уж и родной, что давало
возможность, логически помыслив, сузить круг поиска до искомого. В десять утра
искомого нашли, и он сообщил, что "Кавказский" открывается в
двенадцать, любезно предложив осмотреть второстепенные достопримечательности
архитектуры северной столицы до открытия основной. Побрившись-умывшись с
дороги, экскурсанты попили кофеёк и отправились на рекогносцировку, но трубный
звук, издаваемый внутри пищеварительного тракта и ниже, заглушал поэтический
рассказ подневольного экскурсовода о памятниках древнего зодчества, выставляя
Свету единым и постоянным слушателем. "Слушай, потом расскажешь…"
"Главное - на подъём завтра
успеть. Понедельник - командирский день. И билеты взять на поезд. Поедем обратно
лёжа, чтобы выспаться", - сформулировал Дымарь дальнейшую и ближайшую
задачи. Последующая задача была исполнена с шиком и блеском. Ровно в двенадцать
зашли, ровно в двенадцать, через двенадцать, вышли. А затем, не менее чётко,
исполнили и дальнейшую. В пять с копейками утра были в Пскове, в шесть - на
подъёме. Оставшиеся копейки разделили по совести. Шишу и Дымарю - на такси, им
дальше добираться, могут не успеть, Ивану и Свете - на проезд в городском
транспорте, им почти рядом. Основной совокупный доход офицерского денежного
довольствия, выданный за прошедший месяц для проживания в текущем, за вычетом
алиментов на содержание Алисы, был оставлен в ресторане "Кавказский"
у лиц одноимённой национальности, обслуживающих заведение с ярким, экзотически
приятным советским гостеприимством.
По прибытию в военный городок
"Завиличье", Света отправилась на поиски деда Егора (или любого
другого, она тогда ещё не знала, что этот дед - Егор). Ей не терпелось решить
два жизненно важных для неё вопроса: о дальнейшем проживании в городской черте
оседлости и о воссоединении с отлучённой от матери Нёхой. А Иван,
предварительно сменив парадную шинель на повседневную и туфли на сапоги,
почистил зубы и убыл на сдачу норм ВСК (военно-спортивного комплекса) в
преддверии очередного всеармейского смотра спортивно-массовой работы. Работа
была чрезвычайно спортивной и крайне массовой и забирала много энергии, которую
ежедневными (до следующей выплаты) блинами из муки на воде, приготовленными на
злополучной электроплитке, не восстановишь. Иван понял, что на одну зарплату не
проживешь, и предложил Свете трудоустраиваться. Света тоже поняла, что
хозяйство вести - это не деньгами трясти, и трудоустроилась. В магазин детской
игрушки. Продавцом…
Но проработала недолго, попав под
сокращение штатов, которое совпало с полевым двухнедельным зимним выходом в
лагерь инженерно-сапёрных частей и подразделений воздушно-десантной дивизии.
Наехавшая со второй ревизией тёща, обустроив 17 квадратных метров
индивидуального жилища необходимой на первое время мебелью и уяснив обстановку:
"Девочка сидит на холодном полу у няньки, которая сжирает её детское
питание, тебя с работы выгнали на улицу, на улице мороз, этот неизвестно куда и
на сколько уезжает, - приняла волевое решение - собирай Алёну и поехали домой!"
- безапелляционно лишая Ивана душевного семейного женского тепла неизвестно на
сколько. А на улице мороз…
Света вопросительно посмотрела на
Дворецкого, который потупил взгляд: "Решай сама, тебе жить. Через две
недели всё равно за вами приеду", - посмотрела на обмороженные оконные
стёкла, через которые всё равно ничего не видно, на Алёнушку, которая
пригрелась у бабушки на коленках и решилась: "Поехали…" Дворецкий
мысленно уточнил: "К матери? - и усмехнувшись про себя, а не про Свету, добавил,
- к такой-то матери… а матери они все - такие… то, то-то и оно…"
