Зима, мороз, пурга, покрыли
дороги снега... В лесах Псковской земли, у сапёров занятия шли. Блестела крона
зимним платьем, искрилась изморозью синь. Снежный ковёр своим объятьем
обогревал корни осин. Сугробов в поле намело. Поземкою, играя, ветер дразнил
озёрное стекло, и деревянное дупло снежком припорошил. Дятел в дупле. Под
деревом - комдив: “Минное поле - строевым расчётом!” Взвод в бушлатах
однобортных валенками красоту топтал. По нормативу мины расставлял... Затем в
двадцатиградусный мороз в мёрзлом грунте пункт наблюдательный отрыл комдиву. По
нормативу. В зимних лучах покрылся потом голый торс, невзирая на мороз… Комдив
- в тулупе. Дался диву… градом с сапёров пот валил… сапёры перекрыли норматив,
и командир сапёров похвалил. Так и сказал: "Молодец, Дворецкий!"
Комдив случайно на занятия
приехал. Для любого общевойскового командира "сапёр" - это
"рабочий". Пехота - царица полей. Мужество, героизм (и желательно
массовый), с первого выстрела - в цель, не ты убьёшь - тебя убьют… "И это
правильно", - как выражался впоследствии какой-то тракторист из
Ставрополя, меняя мышление страны советов.
"Далась Победа
нелегко…" но кто её обеспечил в наступательных и оборонительных операциях?
Подразделения боевого обеспечения, к которым и относятся (трудолюбиво и
добросовестно относятся) инженерные войска. Император Пётр Великий ещё в 1722
году обратил внимание на это: "…Инженерные
и минерные офицеры как в рангах, так и в окладах от армейских офицеров выше для
того, что они протчих офицеров, кои только одинарною шпагой служат, наукой
превосходят… А офицеры армии инженерству искусные, прежде иных до высших чинов
производятся…"
Но потом как-то забыли все об
этом, круглогодично используя в человеко-часах "инженерству искусных" на хозяйственных работах: "Десять
человек на строительство забора… двадцать человек на канализацию… тридцать
человек на благоустройство территории…" И "человеки" в
круглосуточных часах строили… и ремонтировали… и благоустраивали… И в
"человеках" этих служили - младшие инженерные командиры (сержанты)
наравне с рядовыми сапёрами и во главе с офицерами, "кои не только одинарною шпагой служат". Все люди - братья, а
сапёры - "человеки". А «На войне, как на войне» - «А ля гер, ком а ля
гер»…
Полевые выходы на двухнедельный
сбор "инженерных частей и подразделений" зимой и месячный летом
являлись профессиональным праздником для всего личного состава
"инженеров" дивизии. Праздник начинался с подготовки лыж,
учебно-материальной базы, документации, лагерных палаток, каркасов и нар к ним,
и т.д., и т.п., и пр. Офицеры учились "думать вперёд", сержанты -
командовать в соответствии… солдаты - добросовестно исполнять. Дворецкий думать
умел. Налаженная цепочка "вертикали власти" давала результат
качества. Барташ учил: "Вот вы совсем о глобальном не думаете! А вдруг
война или какое другое правительственное мероприятие?" - лейтенант
Дворецкий вникал, заражая и заряжая подчинённых тем делом, которому служишь, а
взвод проникся, еженедельно завоёвывая переходящий приз, учреждённый
командованием батальона "Лучшему взводу". На зимних квартирах - это
был ничего незначащий вымпел, учреждённый политотделом, а в лагерях
существенный, или насущный, если хотите, - три банки сгущёнки, две тушёнки и
миска квашенной капусты! Это за второе место. За первое ещё шмат сала давали,
который "мышь полевая" сгрызала в одночасье, если не так положишь.
Было за что побороться… Да и не корысти ради, удовольствия для. Личное мужество
на вшивость проверить, собственный "героизм" за "яйца
пощупать"… «Чем хуже, – тем лучше».
После совершения марша из мест
постоянной дислокации в район предстоящих учений (матбаза и командование - на
автотранспорте, подразделения во главе с полевыми командирами - на лыжах),
участники сборов в течение первого дня занимались обустройством. Вгрызались в
мёрзлый грунт, ставили палатки, оборудовали ПХД (пункт хозяйственного
довольствия), полевой автомобильный парк, отхожее место и прочие элементы
походно-полевого уюта. После заготовки дров в уют подавалось тепло.
"Светло" давала передвижная электростанция.
Солдат Второй Мировой, старшина
прапорщик Акимкин руководил установкой офицерской палатки для полевых
командиров второй иср. Благодаря опыту старшины минувшей войны, труба
печки-буржуйки этой палатки весело дымилась одной из первых, если не первой,
пуская дым столбом. После подачи тепла и "светла" на этот столб
стекались офицеры ротного звена батальона и инженерно-сапёрных рот трёх
парашютно-десантных полков, как пчёлы на мёд или зелёные мухи на дерьмо.
Выполнив задачу по обустройству
войск, проведя вечернюю поверку и отбой по мере готовности, а не по распорядку,
освободившиеся от служебных обязанностей офицеры выкладывали привезённые
домашние припасы и знаменовали новоселье: "С прибытием!" Кто не
успел, тот опоздал. Шиш опоздал, а Дымарь, пользуясь служебным положением,
расчерчивал на "Боевом листке" пулю. Преферанс - игра умов,
офицерская игра.
В середине игры Иван, сидя на
прикупе и пользуясь случаем, плеснул по капельке в солдатские кружки, но тут
ввалился заиндевевший Шиш со следами черного дыма на лице от костра обогрева:
"Товарищ лейтенант! Ваше приказание не выполнил. Личный состав спит в
своих палатках. Макар иТапа спят. Там
же. Офицерская палатка - в транспортной укупорке… А мне на хрена? Я и у костра
могу, вот только, где вы будете…" Дымарь, дёрнув желваками, распорядился:
"Сержантский состав, комсомольский актив, агитаторов и редакторов
"Боевых листков" - ко мне!" Через десять минут заспанное
прогрессивное человечество черёхинской сапёрной роты заполнило пространство
гостеприимной палатки. "Спите?! Мать… Родина зовёт… служба идёт… а я тут,
понимаешь ли… - перехлестнувшее через край возмущение крайне ограничило полёт
мысли и высокопарный слог Дымаря, опустившийся до прозы жизни, - понимаешь ли…
должен… - брошенный взгляд на карты срикошетил в алюминиевую кружку и помог
разродиться, - должен в карты играть и водку пить!" Прогрессивное
человечество сконфузилось и осознало.
К утру, палатка стояла. Как и
положено инженерной офицерской палатке. Просторная, без центрального кола,
заглубленная в грунт (сама палатка работала крышей, а жилое помещение
отрывалось, укреплялось защитными щитами, драпировалось обоями и выстилалось
деревянным настилом типа пол), она хранила буржуазное тепло (в смысле от
печки-буржуйки), персонифицируя его в домашнее. Огорчённый (проигрышем) Дымарь
угомонился и отбился в отстроенных "хоромах". К нему присоединились
Макар и Тапа, разбуженные криком дневального: "Подъём!" Не
согревшийся у затухающего костра обугленный Шиш (в смысле перепачканный
истлевшими головешками при вращении то передом, то задом к иссякающему теплу)
увёл личный состав роты на занятия, дабы не мешать отдыхать старшим товарищам
по службе. Увёл своих и Дворецкий, предварительно доложив прибывшему утром
командиру роты: "Происшествий не случилось".
Командовал второй иср старший
лейтенант Детандер Нафталин Ильич. Выпустили его из училища одновременно с
Крестцом, но, пользуясь землячеством (Барташ тоже родом из русскоязычной Риги),
получил роту, а Крестец (из южно-украинского темпераментного
аналогично-язычного города, который не имел ничего общего с хладнокровной
интеллигентно-уравновешенной Ригой, кроме как языка общесоюзного значения),
командовал отдельным разведывательно-водолазным взводом. Элитным взводом,
который каждую субботу сжирал шмат призового сала с тушёнкой, хрустя квашеной
капустой и запивая сгущёнкой. И если Крестец был просто вольным борцом, то
Детандер - многоборец. Не пил, не курил, в карты не играл, себя уважал и
готовился для поступления в академию имени Куйбышева, где учат на больших
инженерных военачальников.
Нафталин Ильич, взвалив на себя
бремя вступительной подготовки и поддержание высокой воинской дисциплины в
офицерской палатке, а равно и в канцелярии по возвращению, все остальные мелочи
жизни (типа командования ротой) перепоручил Дворецкому. Надо отдать должное,
батальонный развод и служебные совещания, проводимые Барташом, и жену (как
свою, так и друга…) - посещал лично. "Каждый хочет иметь… и невесту, и
друга… и солдат…" Благодарности и грамоты - тоже лично, и больше ни-ни:
"Идите вы к Ивану…" Иван справлялся. Уча и учась учиться. Черпая
практические знания, где только можно и где только нельзя, он щедро передавал…
оставляя себе накопленный опыт.
Не представляющий ценности для
Вооружённых Сил двухгодичник, лейтенант Флюс, вяло дослуживал срок до мая,
мечтая о реализации себя как молодого специалиста в народном хозяйстве, которое
в нём так нуждалось, и терпеливо ждало завершения реализации знаний всеобщей
воинской службы, приобретённых "защитником Отечества" на военной
кафедре. У Флюса, командира первого исв, этот полевой выход был вторым и
последним, но… он тоже готовил себя к будущему и, доверив заместителю, старшему
сержанту Доброхотову, воспитание и обучение… с удовольствием ходил через день
дежурным по лагерному сбору, вступив в преступный сговор с Хомой, который ведал
суточными нарядами. Бесплатное трёхразовое питание, плюс дополнительное при
контроле качества пищи, отдых с 10.00 до 14.00 - официально, а ночью, как
совесть подскажет, его устраивали (подсказками он не пользовался ещё с
институтской скамьи, являясь круглым отличником). Дембель…Студент… Доброхотов
справлялся, упав Ивану под крыло (а не как некоторые - на хвост, наступая…)
Прапорщик Ситный был опытным и
толковым командиром… третьего взвода. У них с Иваном возникла дружба и
взаимовыручка, которая на фоне социалистического соревнования переросла в
здоровое партнёрство, составляя костяк второй инженерно-саперной роты.
Старшина Акимкин обеспечивал…Имея
пристрастие к фронтовым ста граммам с одной стороны, и беспрекословное
выполнение всех требований командира, Нафталина Ильича, и Воинских Уставов с
другой стороны, Акимкин готовился на дембель и дисциплину не нарушал. Он
ежедневно встречал после занятий обветренных, подёрнутых морозцем полевых
командиров, Ситного и Дворецкого, отмерял строго сто, на слух по булям,
остатки, заткнув пробочкой, аккуратненько маскировал обратно в сугроб и, какни в чём не бывало, спешил кормить
"детей", личный состав вверенного подразделения второй иср.
Как-то в среду, точнее со среды
на четверг, старший лейтенант Детандер отпросился у лейтенанта Дворецкого в
самовольную отлучку. Так и сказал: "К утру вернусь. Смотри у меня. Чтоб
всё тип-топ. Не дай Бог что… убью, салага!" Иван отпустил: "Уж больно
ты грозен, как я погляжу. Ступай себе с Богом… пока друг в наряде, - а в слух
сказал. - Есть!" Прознав об отлучке Нафталина, Дымарь не преминул
воспользоваться, и после отбоя привёл "своих". Отыграться.
"Свои", Макари Тапа,
затареные Шишом (Шиш сбегал в деревеньку на лыжах), представляли собой
"грозных противников". Дворецкий не возражал: "Есть! - а вслух
сказал. - Уж больно вы грозны, как я погляжу. Не дал Бог ста рублёв, а
пятьдесят не деньги. Милости прошу к нашему шалашу". По тем временам
пятьдесят рублёв - ух! ещё какие деньги! Чуть-чуть меньше офицерского денежного
довольствия за полмесяца…
К утру огорчённый (вторичным
проигрышемв составе сборной) Дымарь
угомонился и отбился. К нему присоединились не менее огорченные Макар с Тапой.
Тапа от огорчения даже обо что-то споткнулся и вляпался, пропев: "Я свою
меру знаю. Упал - хватит…" Дворецкий подхватил: "По полю тапки
грохотали…" Макар резюмировал: "…и молодая не узнает, какой у Тапы
был конец".
Пожелав друг другу спокойной
ночи, разошлись. Прозвучавшая через тридцать пять минут команда:
"Подъём!" - разбудила Шиша, и он увёл личный состав своей ротыв утреннюю темень, на физзарядку. Увёл и
Дворецкий, сдав выручку Акимкину на фронтовое и дополнительное питание и
доложив прибывшему на утренние мероприятия Нафталину: "Происшествий не
случилось!" Сваливший груз с плеч выхолощенный Нафталин похвалил впервые:
"Молодец!" и тоже пошёл спать.
Истопники обеих офицерских
палаток, которые назначались из ротного писаря, в отличие от своих коллег,
окончивших ночную смену по сигналу "Подъём", остались на
сверхсрочную, выражая свою преданность и заботу о командире. Но по-разному.
Готовясь к смене, они за тридцать минут до подъёма вычищали печки, закладывали
порцию нарубленных дров, чтобы протопить пред обедом для согрева вернувшихся с
полей офицеров, и по сигналу уходили на отдых. Это было их время.
Писарь второй иср, впервые
столкнувшись с нарушением распорядка дня дисциплинированным ротным, не
проникся. Но и пост не покинул. Заложив в вычищенную печку включенный
электрический фонарик вместо охапки дров, и закутавшись в десантуру, он
"прилёг"… сидя у печи. Полученный инструктаж от командира роты в
начале выхода: "Чтобы печь - постоянно красная!" - соблюдался им
свято: "Вьётся в тесной печурке огонь…"
Нафталин начал ворочаться не
сразу, а когда промёрз насквозь. Кинув с трудом разомкнувшийся правый глаз в
угол, где весело горела печь, он удовлетворился, натянув на себя десантную
куртку, и попытался продолжить начатое после подъёма дело, но не получилось.
Морозило. Крайне обеспокоенный за состояние своего здоровья, уже положенного на
алтарь инженерной науки, Нафталин встревожился. Идентифицируя озноб с первыми
симптомами ранее неизведанной венерической болезни, он пулей вылетел в трусах,
валенках и куртке из своей палатки, залетев в палатку доктора. Вывалив на
операционный стол всё то, что болталось в не успевших промёрзнуть трусах,
Нафталин закатил глаза и простонал: "Спасай, врач!" Врач, зная вздорный
характер пациента, ухватился за поражённый орган двумя руками и начал изучать
"под микроскопом", но ввиду отсутствия последнего сделал медицинское
заключение на глаз: "Ампутировать надо! Для профилактики и недопущения
дальнейшего заражения. Приедем в госпиталь - разберёмся". Медицинская
палатка отапливалась двумя санинструкторами. Попеременно, добросовестно и
круглосуточно. Мгновенно согревшись, вредный Нафталин выдернул собственное
достояние из рук эскулапа и со словами: "Ты что, членовредитель?!!"- спешно покинул медицинское учреждение.
Вернувшись, он нетактично прервал сон сморившегося за ночь истопника… и долго в
палатке фонарик летал.
Писарь черёхинской роты, отнёсся
более уважительно к командирам, вернувшимся с ночных занятий. Плеснув в печку
банку солярки для быстрого разогрева высушенной за ночь изобильной охапки и
убедившись в возгорании, он проявил мужскую солидарность со сладко сопящими
товарищами офицерами. Сморило. Полыхающая охапка в закрытом объёме печки тоже
отнеслась уважительно и раскалила дымовую трубу добела. Отнеслась уважительно и
раскалённая труба, воспламенив чудом оказавшийся на ней полог палатки.
Последняя непродуманно возгорелась, вспыхнув ярким факелом. Но ненадолго.
Тридцать секунд. Пробудившийся от яркой вспышки истопник засыпал грунтом дотлевающие
лохмотья, чётко исполнив требование противопожарной инструкции. Отдыхающие
командиры даже не заметили потери. Заметил вернувшийся Шиш: "Враги сожгли
родную хату… Где ночевать теперь солдату?" и Барташ заметил: "Что это
ваши офицеры спят под открытым небом и в неположенное время?" Шиш доложил:
"Проветриваем!" Палатку новую натянули. Обошлось…
Мужая и закаляясь с каждым днём
всё больше и больше, личный состав лагерного сбора вгрызался в нормативы.
Нормативы ВДВ выгодно отличались от сухопутных нормативов, сокращая "время
для выполнения" до предела. Десантный вариант! И Дворецкий варьировал,
перекрывая со своим взводом нормативы десантные. Он строго выверял каждое
движение подчинённых и отметал лишнее за ненадобностью, в результате чего получал
неплохие результаты, в том числе и шмат сала.
Вернувшись из зимних лагерей,
голодный, но счастливый Дворецкий впервые ощутил холод. Холод угасшего
семейного очага. На всех семнадцати квадратных метрах однокомнатной квартиры
было пусто. Мебель, конечно, стояла там, где ей и положено стоять, и аккуратно
вымытые кастрюльки, и размороженный холодильник, и сверкающая чистотой
хлебница… но было пусто. Обнаружив на антресолях банку с недоеденным вареньем и
выбросив извлечённую оттуда домашнюю мышь, Иван поужинал, запил холодной водой
из-под крана и отбился в холостяцкой постельке, как в забытые курсантские годы.
На следующий день он написал рапорт на отпуск и убыл. "На дворе - февраль
холодный, в отпуск едет Ванька взводный…"
