...вот это и был русский характер - лучше умереть в чистом
поле, чем в гнилом закуте!
Александр Солженицын.
Поле сегодня широкое, длинное и по нему можно долго бегать…
(из футбольного репортажа).
Люди спешили жить, Россия шла
вперед гигантскими шагами с шумными и бурными выплесками революционных
преобразований в деле Перестройки, Гласности, Ускорения... А военные, не
замечая “зарю далекой, но новой и блестящей жизни”,продолжали служить Союзу Советских
Социалистических, оставаясь верными присяге и вручив, в дальнейшем, свои судьбы
правопреемнице. Социальный слой отстранённых от активной предпринимательской
деятельности людей незаметно втягивался в последнюю стадию отмеренного
существования. Не задумывался над "светлым будущим" и Дворецкий,
выполняя поставленые командованием задачи…
1992 год. В России рисовали синюю
валюту с многочисленными нулями, а в Белоруссии - разноцветных зверушек.
Расползающийся самотёком по всей бывшей территории СССР
"беловежье-пущенный" суверенитет дополз и до первоисточника.
Руководители бывших братских советских республик, как опостылевшие до
откровенной пошлости соседи коммунального проживания, бестолково отмежёвывались
друг от друга, варварски круша наработанные десятилетиями полезные
общественно-экономические связи: "…разрушим, до основанья, а затем мы наш,
мы новый мир построим…"
Являясь ограниченным контингентом
Российской Армии на "оккупированной" территории Белоруссии, отдельный
инженерно-технический полк (оитп) ВДВ
подлежал выселению… переселению… депортации… Передислокации, одним словом.
Иудыч, так в полку называли Дворецкого,
варьируя с "папа" или "кэп" (кп - командир полка), мотался по России с целью
"отыскания" военного городка под "размещение"
депортируемого полкового контингента на собственном транспортном средстве марки
ВАЗ - 210613, которое в простонародье дразнили обидным словом
"шестёрка".
Координаты района поиска давал
начальник из центра по линии засекреченной связи: "…съезди,
посмотри!" Дворецкий в составе рекогносцировочной группы из двух
заместителей и себя лично ездил, смотрел. Сначала дальнее и ближнее Подмосковье
(поближе к центру), потом далее, и далее… в Грязи (город такой в Липецкой
области). Начальник, полковник Саша Александр Иосифович, предоставил Иудычу
право выбора и палки в колёса не вставлял.
Первый удар реформенного развала
Советской Армии, деления и последующего сокращения приняли строительные войска,
которые воевали числом и неумением строить, занимая разно благоустроенные
ведомственные и подведомственные военные городки. Побывал Иудыч в
освободившихся и освобождающихся сборно-щитовых военных городках строителей,
побывал и в каменных. Побывал в уже брошенных и ещё надеющихся. В городах
побывал, побывал и в весях. И даже развалины осматривал, оставшиеся от военных
городков, которые военные строители бесхозно бросили, а местные - хозяйственно
растащили.
Военных городков среднего и
нижнего уровня благоустройства (верхнего - сразу коммерсантам продавались) было
много. Но был у них один общий недостаток. Доминирующий. Под стройбаты
отчуждались земли на штатную численность личного состава, а техника у
строителей - УРАЛы и ЗИЛы для перевозки-подвозки… У Иудыча в полку техники было
около трёх с половиной сотен. Куда деваться? В Грязи? Места там хватало. И для
автомобильной техники, и для инженерной, и… для авиации. Аэродром! Людей куда
девать? Почти тысяча по штату мирного времени, а семьи? а детишкам в школу? А
аэродром полевой, загородный. А Командующий так и сказал: "Твои дети (в
смысле полковые) в российской школе новый учебный год начнут". Не начали.
Год ещё эта канитель тянулась, учебный год… Иудыч и Иосифович "харчами
перебирали".
Командующий понимал и ценил, и
давил на должностных лиц своего вышестоящего штаба: "Найдёте, вы, в конце
концов, место полку? Или в России места мало?" Много! Должностные лица
нашли. Иосифович в отпуске был. За него зам остался. Честный офицер. Полковник
Питёк. Спивался потихоньку. Должностные лица "накатили". Питёк не
отказался. Выпил и подписал "соглашение"…
Иудычу приказ Командующего пришёл
о передислокации. Без всякой рекогносцировки. Послал он полковых начальников
(начальника тыла и начальника штаба) осмотреться. Довольные вернулись. Взахлёб
и наперебой впечатлениями делились: "Бабы там, в КЭЧи, компанейские (КЭЧ -
квартирно-эксплутационная часть)! Приняли, обогрели, на источник сероводородный
свозили. Вокруг снег, а мы без трусов… купаемся! Здорово…" Нетерпеливый
Иудыч перебил, крайне любопытствуя: "А военный городок как?"
Начальники не сразу вопрос поняли, а как поняли, удивились: "Какой на хрен
военный городок? Поле там. Под снегом. Не разглядишь..." Иудыч не удовлетворился
полученным ответом и продолжал любопытствовать: "А ДОСы для размещения
семей?" Начальники стояли на своём: "Какие там на хрен ДОСы…"
Организовав
"свёртывание", Иудыч, по приглашению вернувшегося из отпуска старшего
инженерного начальника, полковника Саши, убыл в новый район постоянной
дислокации, прихватив с собой начальника тыла полка. Саша с Питьком подъехали
на поезде. Встретились у кромки поля, равноудалённой на тысячу километров от
Белоруссии и Москвы. Снег сошёл. Иудыч молчал. Темпераментный Саша говорил
всякие нехорошие слова в адрес Питька. Питёк оправдывался: "Александр
Иосифович! Откройте глаза! Посмотрите, какой здесь жирный чернозём!"
Чернозём и вправду был жирным. Питёк не врал…
Городские власти пошли навстречу
семьям кочующего воинства и любезно предоставили лежачие места в осиротевшей
социальной инфраструктуре оборонной промышленности для временного проживания.
Семьи офицерского состава расквартировались в шести общежитиях прилегающего к
загородному полю района. Разместился и Иудыч со своей семьёй в одной из комнат
общежития, доживающего коммунальный срок в предсмертной агонии, о чём
свидетельствовали насквозь проржавевшие сантехнические трубы и безвременно
остывающие в зимнем периоде эксплуатации батареи центрального отопления (надо отдать
им должное, в летнее время они ещё как-то теплились).
Но, несмотря и невзирая, почти
военная семья Иудыча стойко переносила все тяготы и лишения, а заодно и жирный
полевой чернозём налипающий на казённую обувь в ненастную дождливую погоду
неучтёнными кубометрами.
Света, старшина ВДВ, вынашивала
планы на будущее и ежемесячно начисляла в финансовой части полка денежное
довольствие военнослужащим, которое, не по её вине, часто задерживалось. Алёна,
старший сержант ВДВ, вынашивала Иудычу внука, но поскольку - ВДВ, вынашивала в
чистом поле, игнорируя декретный отпуск и добросовестно исполняя служебные
обязанности делопроизводителя штаба полка. Вовка-зять, прапорщик, автомобильный
инструктор фигурного вождения, ездил, куда пошлют, много ездил, а как родил сына,
добросовестно выполнив поставленную тестем задачу, вообще уехал на полгода в
Югославию с чувством выполненного семейного долга и товарищами по службе.
Миротворцы!
Иудыч с радостью тетешкал внука,
Света с пониманием, Алёна со старанием, Алёша со стиранием (пелёнок). На
большее его не хватало. Учился он. Окончив первый курс Белорусского Державного
Университета в Минске, спросил: "Как?" Иудыч сказал: "Как
хочешь". Света сказала: "Сынок…" - глотая набежавшую слезу. А у
Алёны вообще никто ничего не спрашивал. А кто их беременных спрашивает, им и
так тяжело. Лёха душевный был, мать любил (и до сих пор любит). Перевёлся он из
минского студенческого общежития в общежитие Поволжья и учился... учился...
учился.
А Иудыч учёный был и сам учил.
Выживать. Силами офицеров и прапорщиков нарыли на поляне землянок под личный
состав, оборудовали из бесхозных обломков Союзной Советской Социалистической
Империи объекты соцкультбыта, другие военно-полевые постройки согласно догмам
полевого устава, навозили всеми правдами и неправдами вагончики, которые
обозвали "штабные", и срочно приняли "живую силу", не
успевшую или не сумевшую отмазаться от Армии. Для прохождения срочной и
сверхсрочной действительной службы приняли.
Передислоцировались из Белоруссии
чисто офицерским коллективом и обрусевшим по уважительной причине коллективом
прапорщиков. Солдат в единственном числе остался - шифровальщик. А кто служить
будет? Родину охранять-защищать надо, несмотря на суверенитет и бурно
развивающуюся рыночную экономику, а этому тоже учиться надо…
Жизнь налаживалась. Ириса
Идрисовна Слапогузова регионально представляла центральную коммерческую
строительную фирму "Колпак", присосавшуюся к строительству и
расквартированию по линии Министерства Обороны, и с усердием и старанием
околпачивала, высасывая средства из Министерства, отпущенные на обеспечение
жильём людей инженерно-технического полка.
Строительство дешёвого жилья для
семей офицерского состава велось в двух забытых Богом и коммунальными
городскими службами посёлках некогда всемогущей "Мелиорации",
расположенных по обе стороны "инженерно-технического" поля. На самом
поле силами местного проектного института, лишённого государственного
финансирования, производилась топосьёмка и рисовалась за оборонные инвестиции
вполне приглядная картинка перспективы. Но инвестиции скоропостижно скончались,
рисование прекратилось на начальном немного авансированном этапе, поле
удобрялось, в смысле быта, силами проживающих на нём "полеводов".
Нельзя людям давать много. Им
этого много - мало. Они ещё хотят. Не удовлетворившись "коммерческим
строительством" фирмы "Облапошь дурака", то бишь
"Колпак", Иудыч искал. И нашёл. И финансирование выбил на
строительство 40-квартирного дома улучшенной планировки в черте города. И даже
купил семнадцать квартир в уже готовом, в розницу, но… ресурс Советской Армии
был исчерпан полностью и окончательно, а новый ещё не заложили в закрома Родины
налогоплательщики-олигофрены, простите, налогоплательщики-олигархи. То ли их
мало было, то ли платили не так, но сокращали. Расходы сокращали на Армию. И
Армию сокращали…
Неплатежеспособное Министерство
Обороны не платило. За жидкое топливо не платило, за хлеб, за мясо… а
военно-прокурорский надзор интересовался: "Почему в казарме горячей воды
нет?" Иудыч терпеливо объяснял: "Потому как казармы нет", - и
обещал "поправить". В заботах о хлебе насущном, который документально
оформлялся пряниками дополнительного питания (хлеб в Армии покупать не положено
из внебюджетных средств, а бюджетные агонизировали), Иудыч готовил сапёров,
которые регулярно направлялись на зачистку (от взрывоопасных предметов) в
Югославию, Чечню и другие нечищеные точки, как внутри страны, так и за рубеж. А
местные муниципальные органы боролись с военными за "бесплатный
проезд", "за поднаём жилья", за… а Иудыч демонстрировал мощь
Российской Армии, участвуя вверенным ему коллективом в различных шоу городского
и общероссийского масштаба. Сапёры-десантники били кирпичи, прыгали с
парашютом, резали понтоном волну матушки-Волги, имитировали взрывы… и ими
гордилась страна. Иудыч, в свою очередь, гордился "живучестью",
стойко преодолевая все "тяготы и лишения"…
Внук рос. И по дням рос, и по
часам, и по неделям, и по месяцам, проводя всё свободное от еды и сна время на
поле, в Армии. И сын рос, зарабатывая полставки от стипендии в коммерческом
банке. Рос, рос и до диплома дорос, а на преддипломной практике удвоился.
Лёха, сын, к отцу пришёл и
спросил Алёха:
-Папа. Это
хорошо или это плохо?
-Ты это про
что? - сразу не въехал Иудыч.
-Про любовь…
-А-а-ааа… Про
любовь мне с тобой неловко как-то. Давай я тебе лучше о парашютистах расскажу.
Само понятие "парашютист" не включает в себя: "мужчина",
"женщина", "генерал", "солдат",
"инструктор", "спортсмен" и т.д. А организм
"парашютист - парашют" кроме всего прочего вызывает у первого (а
может быть и у второго) массу ощущений, которые ни умом, ни пером, но у всех
по-разному. К первому прыжку с парашютом тщательно готовят опытные инструктора.
Правда, был случай. Прислали к нам комсомольского вожака (лейтенанта с
политическим образованием). На вакантную должность прислали, из наземных войск.
Избрали мы его единогласно (как и положено) и на прыжки уехали. Он с нами.
Рвение комсомольское проявил. Молодые были, весёлые. За пивом его послали, а он
ни в какую: "Я с вами. С любой высоты в любое пекло!" Начитался о
романтике десантных будней. Сбросили мы его. С парашютом, конечно. Не могу
передать всю гамму чувств, которая отразилась у него на лице, благополучно
уткнувшемся в твёрдый грунт площадки приземления (он землю целовал). Это уже
потом отдельно бояться начал, отдельно радоваться… но в тот момент он как-то не
по-человечески засчастливился… И ещё. Неизвестная нам подруга однажды
осведомилась, проведя блиц опрос самовольно отлучившегося с парашютных сборов
друга: "Страшно прыгать с парашютом?" Несклонный к философии он
изрёк: "Тебе первый раз страшно было? А потом понравилось и ещё
захотелось. Мне тоже так". Спроси у любого парашютиста, а потом ещё у
одного и ещё… и сколько бы ты их не опросил, каждый по-своему ответит на твой
риторический вопрос. У многих в жизни был так называемый переломный прыжок
(обычно третий или четвёртый), когда начинаешь соображать: а вдруг… Но это
проходило, и оставалась романтика, которая у каждого по-разному выветривалась
на вольных ветрах высоты выброски, оставляя служебную необходимость "Делай
как я", материальную заинтересованность "Долги зовут в небо" и
пришедшую с опытом жизненнуюмудрость
"Лишний удар об землю ума не прибавляет". У любого опрошенного или
неопрошенного тобой есть свой единственный прыжок, когда, слившись с парашютом
в одно целое и доверив ему свою не очень значительную в мировом масштабе жизнь,
парашютист в полном смысле слова витает в облаках, ощущая и впитывая в себя
потоки вкусного чистого воздуха, теплоту и ласку солнечных лучей, не успевших
удариться о пыль земли, зелень травы и тени леса… А все твои друзья и недруги,
начальники и подчинённые, надуманные радости и придуманные беды чернеют
маленькими точечками где-то там внизу… В облаках их нет… Без них тебе неплохо.
Есть только Ты, Солнце, Земля и Парашют… но где-то в глубине - зуммер тревоги:
"Бегут секунды… и тебя там ждут"… Солнца восход. Роса. Пичуга на
ветвях щебечет, заглядывая весело в глаза… Нет внутренних противоречий… и
воздух чист, как детская слеза. Возьми крупинку соли! Краюху хлеба, глоток воды
и мудрость мамы. Иди босой. Краеугольный камень на перекрёстке у дубравы укажет
путь: "Направо… прямо…" Где суть - подскажет мудрость мамы:
"Идущие приветствуют тебя, - скажет любя, - иди и ты, сынок, преумножая
личный счёт. С дорогой справится идущий, а под лежачий не течёт…" И ни
подлежащее… и ни сказуемое…
-Я женюсь. Я
женюсь… - Лёха так отцу сказал и уточнил, - вытянешь? В смысле материальном?
-Вытяну! -
заверил Иудыч.
-И аспирантуру?
- дотошно вникал в подробности зануда-сын.
-И аспирантуру,
- не сдавался Иудыч.
Он и не предполагал тогда, что
пенсию врасплох получит, досрочно. Женился Лёха… и эта свадьба была первой и
последней свадьбой Иудыча.
Готовился он к ней тщательно.
Отпуск взял. За время отпуска гнездо молодым свил. Паркет настелил, лаком
покрыл, поклеил, покрасил, побелил то, что надо и вход отдельный сообразил.
Обставил обстановкой и получилась уютная коммунальная квартира на две семьи:
Дворецкого И. И. и Дворецкого А. И. с общей кухней, удобствами и бюджетом,
которым руководила Света. Свадебный сценарий сам сочинил. И привёл в исполнение
сам. Давненько он ничего в этом роде не исполнял. Тряхнул стариной. Говорят,
потряс…
Досрочно демобилизовавшись из
Вооружённых Сил "по организационно-штатным мероприятиям", отслужив
двадцать семь календарных лет и восемь таких же месяцев, а с выслугой -
тридцать восемь и семь месяцев, Дворецкий попал в нештатную ситуацию.
Советский Союз, которому он
присягнул на верность в самой западной точке (в Кенигсберге) спонтанно и
скоропостижно скончался. Правопреемница Россия развивалась по произвольной
программе, оставив Армию на самотёк, а когда спохватилась, было уже поздно. В
образовавшиеся при развале микротрещины вместе с сотнями тысяч военных
профессионалов вывалился и полковник Дворецкий. Вместе со своим отдельным
инженерно-техническим полком вывалился, который сформировал и шесть лет
оберегал от тотального безумия реформенной эйфории. Комплект, набранный за
время службы или, если хотите, "социальный армейский пакет", был
неполный и включал в себя традиционные: "квартира - машина - гараж".
Дача в комплект не входила. "Не для того я Родине служил, чтобы пенсионным
раком на земле стоять и в гавне ковыряться (в смысле в навозе)".
Семейное положение Дворецкого
было укомплектовано по-людски. Жена (неизменная Света), дети (девочка и
мальчик), внуки (мальчик и девочка), зять и невестка (тоже люди). Совокупность
разросшегося семейства с уже нетранспортабельной мебелью из нехитрого домашнего
скарба сделала Дворецкого неповоротливым, и он осел на берегу Волги, которая
издалека и долго…
Приказ Министра Обороны запрещал
военным заниматься коммерческой деятельностью и предпринимательством, как в
Армии, так и вне её. Причитающаяся доля честно разделенного ваучерами
государственного имущества Советского Союза осела у Дворецкого щемящим чувством
несправедливости коммунистического братства и всеобщего равенства в
социалистическом "совковом" неравноправии. Вышеперечисленные
имущественные накопления и семейные людские резервы помогли Ивану Иудовичу
пережить полученное изобилие свободы и досрочную служебную (производственную)
потерю.
Получив выписку из приказа об
изменении своего личного социального статуса с вытекающим переводом в высшую и
последнюю категорию "военный пенсионер", Иван Иудович посвятил себя
внукам, но посвящение это было воспринято с непониманием. Не найдя должной
поддержки со стороны повзрослевших в этом плане детей, в плане воспитания
нового молодого поколения, Дворецкий себя перепосвятил, поддавшись стечению
обстоятельств, и вышел "в люди". Ненадолго… но в разные.
