Мелкие страстишки на крупных
должностях тяпают делишки. Делам выходит крах. Туманы в лабиринтах распустив,
демонстрируют экскурсиям тупик. За деньги. И сыты. А экскурсанты ищут вход и
выход. Бесплатно. Досадно…
Жило-было Существование. И жило
оно было со всеми теми, кто жили-были рядом, которые житие-бытие мыкали. И были
они не кем иным, а лишь тем, кем были. Существованию они нужны были именно
такими. Однажды Существование нашло в саду вянущие и гибнущие деревья, кусты и
цветы. Озаботилось Существование, прислушалось. Дуб сказал, что он умирает
потому, что не может быть таким высоким, как сосна. Сосна опала потому, что она
не может давать виноград подобно виноградной лозе. А лоза умирала потому, что
она не может цвести, словно роза…
А где-то на задворках сада росло
растение, радующее сердце, цветущее и свежее. Растение приветствовало приятно
удивлённое Существование следующими словами: "Я считаю это само собой
разумеющимся, ведь когда ты подарило мне моё существование, ты хотело получить
радость. Если бы ты хотело дуб, виноград или розу - ты бы это осуществило.
Поэтому я думаю, что не могу быть ничем другим, кроме того, что я есть. Можно
радоваться и цвести, если ты есть, кто ты есть, или - завянуть, если ты не
принимаешь себя"…(перифраз притчи в
изложении Ошо)
Как-то так само собой получилось,
что в обществе, которое должно было жить при Коммунизме, а оказалось при своих
интересах (кто какой интерес имел, тот при таком и оказался), произошло
стихийное расслоение на людей и военных. Люди - это люди. Военные - это
военные. Людей раздражали генеральские лампасы, неизжитый пережиток времён царя
и революций: "Офицерик твой - мышь полевая…" - и мобилизовали
армейское мужество, массовый героизм и искренний патриотизм времён Великой
Отечественной: "Вставай страна огромная, вставай на смертный бой…"
Военных раздражал огульный подход
общества к несуществующей проблеме "Дедовщина", которую истерично
обслюнявил некий демобилизованный военнообязанный в своём пасквиле "100
Дней до приказа", однобоко взирая субъективным слезоточивым взглядом на
сугубо мужские отношения однородного (по половому признаку) коллектива, где
активно действует негласный закон проруби: "Гавно наверх всплывает".
Очеловечивали военных непрожиточное денежное довольствие, жилищная проблема и
беспризорность семей.
Поскольку выдвинутый
Коммунистической Партией лозунг "Народ и Армия едины!" утратил
актуальность после частной капитализации коллективизированной страны и
разгосударствления имущества, честно нажитого социалистическим трудом, то
военные, оставшись за бортом материального благополучия России, продолжали
делать то, что умели. А умели они "…мужественно переносить все тяготы и
лишения воинской службы, не щадя крови, ни самой жизни для достижения полной
победы…" Им звёзд с неба не хватать… Себе б справедливость создать…
Неприлично жить чьей-то милостью. Уровняли народ в правах. Но в борьбе за
справедливость - несправедливость на первых местах…
Первый Президент России не уделил
должного внимания "людям в серых шинелях" или "человекам с
ружьём". Как были они военными, так военными и остались. Да оно и понятно.
Говорят, первых десять лет тяжело… потом привыкаешь. Первый не привык. Второму
уступил. Но десять лет честно боролся за… "Гарантии Президенту
России". Государством править в нашей стране и "любая кухарка"
смогла б, правда, тогда бы кухаркины дети благоденствовали, но вот
"гарантии"… не каждому дано.
Иван Иудович Дворецкий,
предчувствуя близкую кончину своего инженерно-технического детища, обратился к
региональной власти с предложением о создании спасательного отряда для борьбы
со стихийным бедствием "Затопление". Имеющиеся на вооружении четыре
комплекта понтонного парка ДПП - 40 (аналоги в мировой практике отсутствуют),
по своим тактико-техническим данным позволяли произвести мобильную доставку
воздушным транспортом в район затопления, десантировать парашютным способом и
собрать из одного комплекта шестнадцать самоходных паромов грузоподъёмностью
двадцать тонн каждый для эвакуации населения, техники, имущества и домашнего скота.
Выдвинутая инициатива не нашла
отклика в коридорах власти. Полк расформировали, землеройную и грузоподъёмную
технику продали "народному хозяйству", понтоны порезали на алюминий…
Иудович поцеловал полковое знамя, сдал в архив "Исторический формуляр",
отрастил бороду и ушёл на пенсию, предварительно использовав последний отпуск
по прямому предназначению. В санаторий поехал. С бородой и неизменной спутницей
жизни Светой.
Целебный воздух смешанного леса,
увлажнённый испарениями насквозь протекающей реки, наполнял ионизированным
коктейлем никотиновые лёгкие. Тяжёлые мысли осели куда-то вглубь. Дворецкий,
просвещённый рентгеном до мозга костей, признаков глубокомыслия не подал. Так и
ходил просветлённым по аллеям курортно-санаторного парка под ручку со Светой,
наслаждаясь птичьим песнопением. Лечить было нечего, и подлечить тоже. Приняв
на вооружение девиз первого командира курсантской роты: "Десантник должен
быть или здоров, или мёртв!" - Иван Иудович был здоров. Девиз этот он
пронёс в себе через всю сознательную жизнь, не нуждаясь в медицинской помощи.
На здоровье не жаловался, но вот душа… Кто её поймёт, душу человеческую. Она
сама по себе болит. И у каждого по-разному. У Иудовича болела по-своему. И
разделял эту боль, кроме Светы, единственный человек, который был соратником,
другом и непосредственным инженерным начальником Дворецкого. На пенсии был.
Встретились они в санатории. Саша
курс лечения заканчивал, Дворецкий… и не начинал. Взгрустнули по сто грамм, а
больше и не хотелось. Свою цистерну они давно уже испили.
Попробовав себя в бизнесе на
наёмных должностях, Саша не принял кросс-курс партикулярных коммерческих
отношений и удил рыбу в мутной воде Подмосковья. Дворецкий, отрешённый
напутствием друга: "Держись!" - слушал щебет птиц и ухаживал за женой,
за своей женой. В конце оздоровительной программы пришло телефонное сообщение
от Алексея Ивановича: "Папа, извини, но у меня Марья Алексеевна
родилась!" "Ты там сколько хочешь рожай, но фамилию нашу по белу
свету нести кто-то должен", - буркнул мимо трубки Иван Иудович, а Света,
обливаясь слезами радости, была счастлива. Алёна, года четыре тому назад,
мальчика родила, а Света девочку хотела…
Вернувшись из санатория, Иван Иудович,
отторгнув двадцать квадратных метров от полезной жилой площади, в течение года
возводил детский спорткомплекс типа Диснейленд на манер десантной штурмовой
полосы для подрастающих внуков, которые должны были гармонично развиваться,
олицетворяя будущее поколение. Но будущее поколение не гармонировало. Внучка
развивалась интеллектуально, внук - эвентуально, а детям в мирской суете было
некогда заниматься "дурными папиными штучками" и они воспитывали
своих детей по-своему…
Дворецкий разобрал сооружение,
вернув квадратные метры под жильё, и обратился за советом в "Совет
офицеров запаса", мол, что делать? Его переадресовали в областное
управление МЧС: "Там Пупырь спасотряд формирует. Ты жехотел…"
Кому суждены эполеты… Кому
велеть… Кому повелевать… Или в учреждении под венчиком… Всё от способности,
ощедрила которыми их мать… Полковник Пупырь, начальник областного управления,
оформил Дворецкого "ведущим специалистом", что подешевле (в смысле
зарплаты), и назначил командиром отряда, что подороже (в том же смысле
зарплаты), с испытательным сроком два месяца. Но Дворецкий в интригу не вникал,
ему как-то…
Из двадцати пяти человек
утверждённого штата Дворецкий был первым. Соскучившись по делу, которому
служишь, Иван Иудович развил бурную деятельность, подключив на общественных
началах профессионально подготовленных в ВДВ дочь, в качестве делопроизводителя,
и зятя, водителя-профессионала.
Но краснополковничью систему
управы, не нюхавшую пороха и солдатскую портянку, интересовал не результат, а
материальная заинтересованность, высокое положение в правительстве области и
связи в столичном министерстве, что давало безбедное преуспеяние в личной
жизни. Чиновничье-бюрократическая система ежедневно заседала, раздувая щёки и
пыжась, а прогнозируемая чрезвычайная ситуация пухла в папках ведомственной
отчётности в отличие от непрогнозируемой, которая стихийно. На четвёртый день
пребывания Иудович понял: "Да здесь с ученым видом знатока сушат кондомы
на заборе! Чрезвычайный кондоминат губернского масштаба!"
Раздутый штат самой управы
препятствовал прямому контакту между отставным полковником ВДВ и бездействующим
чрезвычайным начальником губернского управления в деле практической реализации
поставленной задачи, воздвигнув между разнозаинтересованными лицами официальный
отдел. Начальник отдела направил Дворецкого к Пупырю на пятый день пребывания: "Вас
шеф вызывает". "Шеф" накануне мужественного праздника "23
Февраля" отрядил Дворецкого в столицу: "Передачку захватишь, отдашь в
министерстве Упырю. Ты извини, но больше послать некого, у нас праздник".
Для Ивана выбить вещевое имущество в довольствующем органе труда не составляло,
учитывая давний стаж работы заместителем командира отдельного понтонного
батальона по тылу. Но начальственная формулировка удивила, мол, и я какое-то
отношение к этому празднику имею. Подумав, Иван Иудович смирился. Стихийно
создавшаяся оказия случилась ему на руку. Друг Саша в госпиталь имени Бурденко
лёг. Неприятность. Проведать надо…
Дворецкий принял на ответственное
хранение пожертвования начальнику на лекарства от запасных полковых сослуживцев
и передачку Упырю, которую собрал красно-погонный начальник отдела по телефону:
"Ало! Добрый день. Это ликероводочный? Что-то у вас с гражданской обороной
не всё в порядке. Вы уж будьте любезны… После праздника приедем, проверим… Да,
не завалялся ли у вас лишний ящичек фирменной… Будьте любезны… Пришлёте в
кабинет к 17.00. Ало! Это мясокомбинат…" Оформив документы на получение
вещевого имущества самовывозом, получив средство передвижения и прихватив зятя,
Иван Иудыч убыл согласно командировочному предписанию.
Чрезвычайный водитель транспортного
средства сжигал бензин на скорости шестьдесят километров в час, периодически
останавливаясь на заправках и покупая по дешёвке липовые оправдательные
документы, для предъявления в бухгалтерию с последующей оплатой. Опытный
Дворецкий посадил за руль Вовку (зятя) и они поехали веселей. Праздник провели
в пути следования. Добрались. Остановились в Подмосковье, в нерасформированной
части ВДВ и стали на постой у бывшего начальника одной из служб
расформированного полка. Десантники, которые раньше служили под знамёнами
Дворецкого и перевелись для дальнейшего прохождения, встретили командира тепло.
В сауну пригласили. Чрезвычайный водитель не пошёл, сославшись и оставшись…
На обратном пути из сауны
распаренные однополчане столкнулись с заплаканной испуганной тринадцатилетней
дочерью хозяина гостеприимной квартиры, которая пожаловалась на сексуальные
домогательства чрезвычайного постояльца. Десантники сделали постояльцу
замечание за попытку к изнасилованию несовершеннолетней и поместили его в
пустующей соседской квартире, поставив на все виды довольствия, так как внешний
вид последнего, после замечания, получился нефотогеничный. Всю командировку
Вовка отъездил. И в Бурденко свозил.
Саша лежал с парализованной
правой стороной и косился налево, где сидела его верная жена, Елена Петровна.
Завидев Дворецкого, он радостно засчастливился левой половиной лица, пытаясь
выразить нахлынувшие чувства по буквам. Иван Иудович нашутил с дороги, что мог,
передал пожертвования: "Это вам на презервативы, выпишетесь, по девочкам
пойдёте - как найдутся…" - и распрощался. Не надо слабых обижать. И
помогать излишне. Если мужик душою слаб - он не сподвижник. А сильному плечо в
часы душевной смуты - сочти за честь и он, как столбик ртутный, поднимется на
тридцать шесть и пять… Святое дело - Человека поддержать… Домой вернулись
ночью. Вовка передал управление транспортным средством штатному водителю. На
его просьбу: "Пупырю не рассказывайте", - Дворецкий бросил:
"Хорошо", - и разошлись полюбовно.
На следующее утро Дворецкий
доложил о выполнении поставленной задачи, сдал выбитые в столице шмотки и
приступил к дальнейшему исполнению, но экстренно вторгшийся в процесс начальник
отдела прервал дальнейшее формирование спасательного отряда губернского
значения: "Водила с синей мордой у Пупыря был. Сказал, что Вы его избили
ни за что. Пупырь объяснительную требует". Дворецкий написал, как было.
Пупырь на прямой контакт не пошёл и через начальника отдела предложил
Дворецкому написать заявление об уходе по собственному желанию. Дворецкий поблагодарил:
"Всем спасибо, - попрощался, - Честь имею", - и пошёл на выход,
самовольно прервав переписку с высокопоставленным чиновником.
Начальник отдела удерживал,
предлагал пойти к Пупырю и устно изъясниться, мол, с водилой Пупырь в Чечню
ездил туда и обратно, гуманитарный груз возил, а Дворецкий без году неделя…
"Я не неделя, я офицер. А Пупырь твой - гавно! Да и на хрен он мне нужен,
Пупырь твой, как и аналогичный прыщ на том же самом месте. Честь имею", -
ещё раз попрощался культурно-воспитанный Иван Иудович, завершив свой первый
выход в люди.
Пекут чиновники “блины”. Пока что
не себе. Иным. “Избяным инопланетянам”. Тем, которые “с изъяном”. Тем, которые
“народ в коме”. Тот, который поперхнулся первым комом. А себе, у
государственной печи, сдобные пекут калачи…
Причитающееся денежное
вознаграждение за неделю труда и командировку туда и обратно Иудыч оставил в
бухгалтерии: "Это вам девочки на восьмое марта от офицера Воздушно
Десантных Войск", - а трудовую книжку вообще не оформлял. Зачем?
Он свои книжки писать начал.
"С чего бы это?" - сам не мог ответить, но начал, хотя раньше в этом
замечен не был ни родственниками, ни друзьями, ни знакомыми. Объятый пламенем
терновый куст близ каждого из нас горел… Неопалимая купина! Но многие
промчались мимо в повседневной суете, не обратив внимания "что? как? и
где?" (привыкли, что ни говори, у нас всегда что-то горит). Несгорающий
терновый куст - библейский знак Господнего присутствия. Его не видят,
чувствуют…
Годлитературил, олитературивал… а чтобы
проверить успех или неуспех своего творчества, послал собственоручно
сотворённую "литературку" знающему человеку. Знакомому. Губернатору.
Пересекались раньше по-хорошему, когда ещё губернатор губернатором не был, а
потом - только стал, а Дворецкий тогда ещё не был пенсионером.
"Литературка" была
небольшая. Маленькая. Такая: "На пенсии полковники давно уже не человеки,
а гавно. Не звёзды, баксы славят нас, когда выходим мы в запас… Пролетают
офицеры мимо кассы. На гражданке звёзды до… звезды. На гражданке гражданину
нужны баксы. Гражданин без баксов - "без нужды".
Губернатор отреагировал,
позвонил: "Что это ты, полковник лихой, дома сидишь? Пора в люди выходить!
Я своим помощникам дам указание, они тебя найдут. А за стихи спасибо".
Иван Иудович расчувствовался: "Я вам могу целую книжку прислать", -
но губернатор почему-то резко отказался: "Не надо, при встрече
отдашь". Встреча не состоялась. То ли стихи губернатору не понравились, то
ли некогда было… Правда, помощники нашли. Один помощник, один раз: "Это квартира
Иудовича? Это из аппарата губернатора беспокоят. Поздравляем Вас с наступающим
23 Февраля. Мы вам что-нибудь подыщем и перезвоним в следующий вторник".
Не перезвонили. Ни в следующий, ни в после следующие…
Красна русская природа, щедра
русская земля, гостеприимны, хлебосольны деревни, сёла города. Даже безлистая
дубрава шелестит листом о том… Красоты ищут за бугром. Придёт пора сирени и
жасмина. И зацветут сады цветеньем дивным. Тальянка разведёт меха. Поедут к нам
издалека…
Следующий выход в люди Дворецкий
осуществил по просьбе Паши Жука за тысячу долларов в месяц, которые получил два
раза из отработанных шести. Паша служил помощником по всем вопросам у
всестороннего предпринимателя Лёни Голубка и был уполномоченным. В этот раз он
был уполномочен сообщить: "Иван Иудович, Голубок вас приглашает в
ресторан", - и обрисовал цель визита. Визит предстоял официальный. На
предмет управления предприятием общепита (рестораном), влезшим по уши в
долговую яму.
Голубок был другом полка по
парашютному спорту, а другу помочь - великая честь. Познакомили Дворецкого с
Голубком, когда ещё полк был. Голубок в сфере благотворительности оказывал
некоторые услуги Дворецкому на своей загородной вилле по приёму периодически
наезжающих военизированных комиссий из центра. Дворецкий при посредничестве
воздушно-десантной службы вывел Голубка в небо, сбросив неоднократно с
парашютом. Голубок любил всё, что "на грани" и был благодарен…
Иван Иудович вытянул
общепитовское предприятие Голубка из долговой ямы, выплатил заработанную плату
персоналу за три прошедших до него месяца и шесть последующих платил регулярно,
а потом сказал: "Лёня извини", - и уволился, оставив ресторан на
Свету, которая отработала ещё полгода, но потом и её стошнило.
К увольнению Ивана Иудовича
подтолкнула не халявность районной и областной администрации, не хапужничество
неконтролируемых контрольных органов, не противозаконные противоречия
законности предписаний, инструкций, указаний…
Поразила алчная тупость системы
предпринимательства созданная в стране свергнувшей "коммунистическое
иго", заменив его на "итого". Люди остались те же, и работали
ничуть не лучше, да и не работали вообще, а зашибали "кому больше". У
всех в глазах светились круглые полтинники с изображением Ленина на обратной
стороне, как у персонала, так и у посетителей, и у товаропроизводителей, и у
всех органов всех рангов, и даже у хозяев-расхитителей этого питейного
заведения и у их дружественных и недружественных смежников. Хапать - хапали,
накалывая, кидая, обирая… а вот что дальше делать и как оно будет - никто не
знал. Конечный результат?..
Разработав и внедрив собственную
систему сферы обслуживания и контроля, Иван Иудович на четвёртом месяце начал
давать прибыль, вкладывая её в развитие производства. Заказы на банкеты,
свадьбы, торжественные корпоративные мероприятия "трудовых коллективов
фирм" и пр. принимал лично. Пролетарские господа просчитывали,
пересчитывали и, не найдя подвоха, просили скинуть, выторговывая дисконт
блеющим дискантом. Иван Иудович "нехотя" шёл навстречу, сбрасывая
"только для вас" заложенное им "сверху" в счёт-фактуру.
Счастливые клиенты клялись в вечной дружбе и становились постоянными
завсегдатаями, принося ежедневную прибыль. Как-то пришёл солидный мужчина без
полтинников и заказал свадьбу для дочери настолько-то персон. Иван Иудович
просчитал, накинув на торги "сверху". Мужик отсчитал, не торгуясь, и
ушёл. Иван Иудыч засветился, но взглянув на себя в зеркало, озаботился. В
глазах блестели полтинники. Он испугался и уволился…
И маркетологом Иван Иудович
баллотировался. Пригласил знакомый предприниматель, прочитав самиздатовскую
брошюру Дворецкого "Экономикс по-русски". "Ты же это
любишь…" Иван Иудович от нечего делать срифмовал постулаты из научной
библиотеки сына, вложив свой взгляд на действующую экономику в стране…
Совет директоров
деревообрабатывающего предприятия рассмотрел полковничью кандидатуру:
"Какое отношение вы имеете к маркетингу в частности и к
деревообрабатывающей промышленности в целом?" Иван Иудович честно
признался: "Никакого. Но имею еврейские мозги и сына, кандидата
экономических наук на совместно-занимаемой жилой площади, а с кем поведёшься от
того наберёшься. В юном возрасте деревообрабатывал два года на стройках
пятилетки, да и в Армии с деревом дело имел… специальность у меня такая".
Директоры утвердили и предложили одну тысячу рублей в месяц и два месяца
испытательного срока. Иван Иудович выдвинул встречное предложение: "На
вашем предприятии маркетовать нечего, кроме бетонных стен. За $500 в месяц я вам производство поставлю в течение трёх
месяцев, а потом и маркетовать будем". Директора пожадничали, а Дворецкий
домой вернулся, попутно заглянув к евреям…
Надо быть всегда благоразумным и
не принимать себя всерьёз. "Ты погляди! Выискался умник. Безыскусен, но и
не так уж прост…" Лучше делать вид… конечно, глупый. Если серенький,
тогда: "Полный ажур!" В обществе не любят тех, кто "умный".
Высмеют и скажут: "Чересчур!"
Бог создал нас. А мы создали Мир.
Не этот древний и глобальный. Каждый свой. Индивидуальный. Интеллектуальный…
криминальный… И ни причем здесь детства друг, рота обманутых подруг,
сослуживцы, однокашники, соседи… Медведей на велосипедах дрессируют. Крутят
косолапые по кругу на радость публике… Мы люди. Умеем мыслить. Что наработано
веками пытаемся умом осилить субъективным, в меру способностей бесперспективных.
Стыдно. Стоим на месте. Ни на шаг в своих межличностных сношеньях. Всё так же,
как тысячелетия назад, кипит в нас алчность, злобность, мщенье, себе подобным
поклоненье… с судьбою бесшабашный флирт тоже бурлит. А чистым лишь бывает
спирт. Его разводят, чтобы не обжечься… нельзя от собственного “Я” отречься. Не
отрекаются… Любя здесь и сейчас и самого себя. Живём в кредит. Как себя
перехитрить? Что кредитору возвратить? А может зря… не отрекаются любя.
