11

Проснулся Пьер от дискомфорта. Определив своё местоположение - в ванной комнате под ковриком - он обнаружил и источник, вызывающий неприятное ощущение. Невыносимо жала туфля под ухом. Под туфлёй, скрючившись, лежала измятая баба…

Одет он был по-утреннему: трусы, майка и носки. Вечернее: рубаха, брюки и пиджак аккуратно висело на отогнутых трубах полотенцесушителя. Вторая туфля безмятежно плавала в остатках с вечера полной, но к утру истёкшей ванны. Заполнивший голову бодун не давал сосредоточиться. Разбитый осколок зеркала, валяющийся рядом, при ближайшем рассмотрении нахально отразил чью-то несексапильную сморщенную задницу с заплывшими глазами и опухшим носом.

Взволнованный увиденным Пьер перешел от теоретических выкладок к практическим действиям. С усилием оторвав от холодного мрамора своё грузное перекорёженное тело, он придал собственной фигуре по возможности вертикальную осанку, и предпринял попытку выйти за границы ванной. Попытка удалась. В своём доме и стены помогают.

Добравшись до холостяцкого, но двуспального, лежбища с единственной целью доспать, Пьер окончательно проснулся. Спальное место было занято. Среди чудес постельной промышленности текстильного зарубежья раскинулось очаровательное созданье, по всей видимости, отечественного производства. Роскошные волосы, беспорядочно разметавшись на белизне наволочек, издавали забытый запах сенокоса из пионерского детства. Сползшая бретелька комбинации скромно обозначила границу дозволенного для просмотра. Всё остальное скрывало одеяло.

Пьер, дважды парализованный увиденным за такой короткий промежуток времени, прислонился к дверному косяку и вспотел холодным потом. По-детски приоткрытые губы проснувшегося внеземного явления в постели не дали упасть, заставив напрячься и ответить на прозвучавшее как гром мелодичное и приветливое:

-         Доброе утро!

-         Привет! - не ударил лицом в грязь неубранной квартиры Пьер и любопытно поинтересовался. - Ты кто?

-         Я Наташа.

-         Откуда?

-         Из Ростова. А ты откуда?

-         Из ванной, - честно признался Пьер, но немного сообразив, уточнил, - из Парижа.

-         Кто ты?

-         Я? - Пьер растерялся, безрезультатно пытаясь вспомнить фамилию, имя, отчество, дату рождения и прочее, которое он буквально до вчерашнего дня помнил наизусть и буквально же вчера прочёл об этом ещё раз в полученной двуглавой паспортине. - Счас! - взял он тайм-аут, но по-французски, и аккуратненько по стеночке пополз обратно в ванную.

Обнаружив в пустующих вещах искомый документ, Пьер обрадовался и, не читая, было ринулся, но призадумался. Сделав над собой отчаянное усилие, почистил зубы, безжалостно искоренив устоявшийся запах кошачьей тусовки, побрился, умылся и даже всё это побрызгал прихваченным из Парижа парфюмом. Заправив рубаху в брюки, он предъявил незнакомке документ, обойдясь на этот раз без поддержки родных стен.

-         Пьер Охиреевич Кюрю, - огласила ФИО пострадавшего от приступа внезапной амнезии вынырнувшая к этому времени из-под одеяла и облачённая в современные, но скромные, одежды незнакомка и, выразив взглядом соболезнование, направилась в ванную. - Я сейчас.

Разгорающийся внутри Пьера пожар требовал срочного вмешательства извне. Застелив нетронутую им постель, он направился на кухню и, притушив возгорание баночным пивом из холодильника, включил чайник с целью подогрева воды и растворения нераспечатанного "Moccoka", который для взаимопонимания…

-         Фамилия моя Шмитт, но двоюродный дядюшка счёл нужным записать по матери - Кюрю (от киндер, китчен, кирхен). Отец, Охирей Похиреевич Шмитт, незаконно родивший неизвестно кого, месяцев пять тому преставился, оставив завещание, которое через месяц должны обнародовать. Дядюшка, добровольно взваливший на свои плечи обязанности душеприказчика, оповестил всех кандидатов на якобы несметное наследство. Съехалось триста пятьдесят незаконнорожденных детей Охирея Шмитта. Стараниями дядюшки и генной инженерии в результате естественного отбора остался я один. Я не хотел, но мать: "Езжай, да езжай…" А почему бы, думаю, и в самом деле Москву не посмотреть. Вот и приехал. Понравилось… - вяло, но достоверно, повествовал Пьер, натружено силясь вспомнить: "…откуда она взялась?"

-         Я тоже, Москву посмотреть. Мой отец крупным бизнесменом в Ростове был. Чего ему не хватало? В депутаты полез. Пролез. Срок кончился, а он из Москвы уезжать не хочет. Ему тоже, наверное, понравилось. В депутатах. Даже на память мобильник себе оставил, ноутбук, помощницу и квартиру. Отец с матерью развёлся. Со своей помощницей живёт. А меня пригласил. Я в этом году художественный колледж окончила с англоязычным уклоном и физико-математическим приколом…

-         А как ты в моей постели оказалась? - всё-таки отважился Пьер.

-         Меня папина соседка в казино пригласила. Работает она там. Сначала скучно было, но потом ты пришёл. Развеселил. Я тебя за это на танец пригласила, в знак благодарности, но ты не захотел, а потом… мы танцевали. ОМОН приехал. Повели тебя куда-то. Потом ты с ними вернулся, сказал, что я твоя невеста, достал пачку денег и попросил отвезти нас в свадебное путешествие, а на капот уазика ПМГ, за неимением куклы и колец, приспособил бабу с чайника казино. На кого тебя, "женишка", оставлять было? Я и поехала. С сиреной ехали и с мигалкой, ты так заказал. Приехали. Ты сказал: "Располагайся. Будем "Moccoka" пить", - и ушёл в ванную. Я ждала, ждала, а тебя нет, и нет. Посмотрела, а ты бабу под голову, ковриком укрылся и спишь. Сладко спал. И я спать пошла…

Пьер, краснея лицом, конфузливо уставился на донышко ёмкости баночного пива. Вдруг через распахнутую форточку вместе с потоком свежего воздуха в кухню ворвались слова неслыханной им доселе песенки в сопровождении, вроде бы как, музыкальных инструментов: "…целую. Ниже подпись. Твой Серёжа".

Музыкальный привет динамика открытой дверки подъехавшего BMW, был воспринят Пьером, как: "…целую ниже пояса. Серёжа". То ли исполнитель нечётко выговаривал слова, то ли Пьер не совсем добросовестно вымыл уши, то ли в голове прочно засели строчки ритмов казино: "…ты целуй меня везде я, ведь, взрослая уже…" и "…твои губы попали не туда…" - но полученная из форточки информация дошла до потребителя в вульгарно искажённом виде.

Упавшие вместе с баночным пивом свежие дрожжи, во взаимодействии со старыми, дали непредсказуемый эффект, который, переполнившись последней каплей, вырвался наружу. Пьер неимоверно побагровел от стыда перед этим юным очарованием, восприняв похабную продукцию российского шоу-рынка, как личное оскорбление своих достоинств и недостатков. Он схватил мусорное ведро, очень дико извинился перед Наташей: "Эксьюз ми плиз, - мол, по хозяйству надо, мол, сейчас вынесу и вернусь, - …через две… через две…" - и выскочил за дверь.

Вежливо подпрыгнув к водиле со словами: "Что же Вы так, mon cher?! Я понимаю. Почему бы и нет, если человек хороший. Но зачем об этом орать на весь дом?!!" - Пьер одел ему на голову ведро с несвежим мусором.

Выскочивший из другой дверки Толян, затолкал дружка в салон государственного автомобиля вместе с ведром, освободившимся от водителя, и комнатными тапочками, и крикнул: "Трогай!" Водила, привычно стряхнув с себя хозяйский мусор, побрызгался купленной за собственные сбережения отечественной "Свежестью" и тронул. Вместе со всеми тронулся и Пьер, возмущаясь бестактным поведением автовладельцев с навороченными автомагнитолами и творениями современной эстрадной поп-культуры в частности. Но ненадолго.

Толян вывел его из полученного от баночного пива транса, нанеся двойной удар с совсем неожиданной стороны: "Папаня на автоответчик записался. Приказал к двенадцати быть. И машину прислал. Сказал, что пора из раздолбая человека делать. Ты его знаешь, дядюшку. Если сказал, то сделает. Женить удумал. Я точно знаю. А посему - мальчишник! Последний… в этой холостяцкой жизни". BMW с российским триколором бесшумно выехал за город…

                              В ОГЛАВЛЕНИЕ