-Ассирии
царица, Шаммурамат, завоевательные войны в Мидии вела девять веков до нашей
эры. В историю вошла Семирамидой. Прославили её… садами Вавилона. Ей приписали
благосклонно одно из чудес света. Эка! От войн Шаммурамат прошло три века,
когда "висячие сады Семирамиды" затмили (не совсем) Египта пирамиды…
-Смотри на наши
виды! Оставь в покое сады Семирамиды…
-Извини.
"По Дону гуляет казак молодой…" - поправился Пьер.
-По Ростову на
Доне, - поправила Наташа, и они рассмеялись дуэтом (не хором же?)
Им было хорошо. Вдвоём. А мамы
опять не было. В Париж улетела.
-Знал бы, дал
бы адрес. С моей матерью б познакомилась, - сожалел Пьер.
-Познакомятся,
- предположила Наташа и как в воду глянула, не предполагая, что так быстро.
Мать Пьера, давно уже не кухарка,
принимала госпожу мать Наташи в своём маленьком уютном пансионе для
состоятельных русских. Две женщины за бокалом вечернего лёгкого
"Мартини" с любовью и нежностью позиционировали своих детей, описывая
и приписывая.
-Да что вы
говорите? Какая прелесть!..
-Орёл! Ну, прям
таки орёл…
А Орёл и Прелесть, часов не
наблюдая, вбирали в себя всеми мыслимыми и немыслимыми клеточками юных душ
живительную радость присутствия чего-то великого и непознанного.
Чем больше Пьер узнавал Наташу,
тем она становилась для него более загадочной и желанной. И Наташа, всё более
насыщаясь Пьером, испытывала жгучую жажду общения. Рождественские каникулы были
на исходе, а конца и края видно не было…
-Когда в
следующий раз увидимся, Петушок?
-А я думал, что
Орёл. На следущие рождественские каникулы, Курочка. У вас же два раза каникулы
гуляют? Половину января и половину мая…
Пьер перелетел в столицу, оставив
"Курочку" нетоптанной.
-…и в голову
даже не приходило, растоптать то единое и хрупкое, что не многим дано, а иметь
бы всем хотелось. Ведь люди мы… - делился Пьер полученными впечатлениями с
Толяном, который, разыскав его по домашнему мобильнику, пригласил на ужин в тот
самый ресторан, отца помянуть.
-Созданная из
ребра Адама, в своей сути - самка баба. Что-то ты, брат, с того времени, как не
виделись, резко изменился.
-Да и ты
повзрослел. Чем занимаешься, Толян?
-В системе
работаю. По борьбе с наркотиками. Отделом анализа и экспертизы заведую. А ты?
-Я? В Армии.
Служу… Смотри Толян! Монахи вечерять пришли!
Толян обернулся и побледнел.
"Сейчас упадёт, - удивился Пьер, - съел не то, или выпил не так (в смысле
не в то горло пошло)?" Но упасть Толяну не дали подскочившие батюшки.
-Матушка
Окстинья тройню родила, с чем Вас и поздравляем, батюшка Анатолий Порфирьевич.
Велено разыскать, сообщить и сопроводить к матушке в опочивальню. Радость-то
какая…
Толян как-то неестественно
дёрнулся, но крепкое православие плотно ограничило свободу движения.
-Вы уж,
батюшка, извините, - обратились монахи к Пьеру, - но сами понимаете. Радость-то
какая… Вы кушайте, пейте за здравие новорождённых, а мы пойдём, с Богом.
Радость-то какая…
Пьер порадовался за Толяна:
"Молодец, какой! А говорил, что я изменился…" Из ниоткуда возник
официант с полным комплектом яств и напитков, бесцеремонно прервав радость
Пьера:
-За
новорождённых велено. Монахи всё оплатили. Кушайте на здоровье.
-Куда столько?
- удивился Пьер, но официант как появился, так и исчез. Пьер набрал домашний
телефон Мишани. - Приглашаю на ужин. С женой и детьми. Угощаю.
-Так завтра ж
на службу…
-Так, жалко.
Добро пропадает. В засаде выспимся. Бери тачку и подкатывайте.
-Хорошо. Жди…
Толян ноги не переставлял. Без
надобности как-то. Зависнув под мышками дюжих монахов, он покорно сожалел.
Запарка последних месяцев здорово вымотала нервную систему. Захотелось душевно
отдохнуть, а это у него только с Пьером получалось. Так ведь и нашёл, и
вытащил… и вляпался, как последний лох. Что старший брат на это скажет? Он
вчера со съезда крупных предпринимателей отечественного наркобизнеса вернулся.
Злющий как чёрт! Какая-то преступная группировка появилась. Неуловимые, блин!
Палки в колёса вставляют отечественному бизнесу. Рушат годами налаженные связи
на всех направлениях. Да и Толян от них пострадал. А главное засветить их -
никак. Развитая сеть агентуры во всех силовых ведомствах не берёт на себя
ответственность за совершаемые теракты. Говорят: "Не наши!" Им верить
можно. За такие бабки, которые им платят, не врут. Чревато. Съезд фонд
поощрительный учредил. Большую сумму на отлов отстегнули…
Но всё это, с каждым шагом
монахов, как-то отдалялось от Толяна на второй план по сравнению с
приближающимся отцовством и исполнением второго раунда супружеских
обязанностей…
Окстинья, принаряженная по
случаю, дожидалась благоверного у детской кроватки, удобно встроенной в
опочивальню. Розовощёкие двойняшки, и оба мальчики, крепко спали, сладко
посапывая. Разрешилась она бременем досрочно и, можно уже так сказать, удачно.
Родила тройню, но третий, тоже мальчик, недоделанным оказался и умер на руках
акушерки. А кого винить? То ли отца, то ли мать?
Если учесть, что третий медовый
месяц оказался неполноценным, то виноват, конечно, отец (Толян в одностороннем
порядке нарушил дважды законно заключённый брачный контракт и, прервав плановые
поставки семени, сбежал, лихоимец, кинул…) А если считать причиной
недоношенность, то - мать. Куда торопилась? Жаль, конечно, но дело их молодое и
правое. Нарожают ещё. Окстинья хоть сейчас готова. Сынишкам второй месяц пошёл,
а папашка всё в трудах и хлопотах. Некогда голубку приголубить. Голубь
блудливый! Супружеские долги вовремя отдавать надо. Вся паства обыскалась, пока
нашли нерадивого. Или с памятью у него плохо или замотался в делах мирских…
Нашли голубя! Попался в силки - не уйдёшь из клетки. Верующие специалисты из
санитарной эпидемиологической службы десять дней мышей изводили новейшими
средствами и достижениями, все норы и ходы сообщения забетонировали и даже
тараканов на всякий случай вывели. Мало ли чего.
И тестюшка заботу выказал. В
салоне Анны Павловой из-под полы супертаблетки продавали (наша марка!) для
особо приближённых. "Семейное счастье" называются. Опробовано! Вон
Лизка за Фельдухера выскочила. Столица три дня пила, ела, гуляла и потешалась
тайком: "Допрыгалась девка! Вышла невеста за мягкое место…" - а Лизке
нипочём. Счастливая ходит в семейном браке и Фельдухер гоголем прихрамывает…
Эффективные, сказали, таблетки.
Больших денег стоят. Но батюшка взял упаковочку, испробовать. Одну таблеточку,
маленькую такую, беленькую, с четырьмя дырочками посерёдке, сам скушал. Во
время службы к матушке сорвался. И матушка ух какая довольная осталась.
"Давно ты меня так не любил, - говорит. - Видать, после первой любви и
вторая приходит, рано или поздно. Давай ещё…" Хватит! Девочке важнее.
Дочери подарил. Сказал, лучше всякого снадобья привораживает и перекрестил,
мол, с Богом…
"Кто способен все
претерпеть, тому дано на всё дерзнуть"… Весь измождённый, хворый, квёлый,
как прелый лист перед травой, к Вороне возвращался Ворон, себя толкая пред
собой… Себя принёс, но не донёс того, чего ждала Ворона… Ворона каркнула во всё
воронье горло, но Ворон выпал… Плутовка такова, что, с жиру, было не до сыру…
