Пьер и Мишаня (напарник) сидели в
засаде. Пьер на выходе из болота, Мишаня у входа на базу. Так распорядился
Мишаня. Он старший. Старший лейтенант с опытом боевых действий в Афганистане. В
разведке служил. Сержантом. Награду имеет. На гражданке ничего не имел, кроме
жены и двух детишек. В рыночную экономику не вписался, а детей на ноги ставить
надо. Пошёл служить. Попал в "Маки". Офицером стал. Служил не столько
ради денег, сколько за идею: "Много мрази развелось, а кто чистить
будет?"
С той стороны болота показалось
четыре силуэта. Пьер изготовился: "Идут, родимые". Зла на них не
было, конкретно на каждого. Давило жгучее чувство обиды и бурлила неуемная месть,
за тех двоих, которых месяц тому назад схоронили. Они не из "Маков".
Из системы, правоохранительной. Жёны молодые вдовами остались, детишки сиротами
и искренняя скорбь в глазах у всех присутствующих. Может быть в этих двух
гробах свою судьбу многие видели, а может за Державу обидно. Время-то мирное…
Эту лесную базу под Костромой
вычислители давно вычислили. Схема работы проста и надёжна. Бригада из двух
смен по четыре человека с ружьями, бригадир с пистолетом, невооруженный
начальник цеха и сам хозяин, неизвестно кто, где и как звать. Вокруг бригадира
переменный состав - шпана разнокалиберная. "Меньшевики" - на сдельной
оплате, "большевики" - на игле, в двух словах - дилеры наркорынка. Со
своим маркетингом и менеджментом. Курьер, прибывший с большой партией товара, в
схему не входил. Сообщит по обусловленным каналам связи о своём прибытии
начальнику цеха, в указанном месте бригадиру товар передаст и поминай как
звали.
Бригадир самолично товар на базу
возил. А там дежурная смена охраны расфасовывает по совместительству и выдаёт
тому же бригадиру по требованию. Он один раз в две недели, как штык.
Пунктуальный.
Кроме бригадира и начальника
цеха, которых знали в лицо, смена на базу никого не допускала (ни живых, ни
мёртвых). Было ещё третье лицо, которое знал лишь один начальник цеха. Но это
самый край, и допуск у него по сломанной спичке, половинка которой лежит в
пенальчике на базе в несгораемом сейфе.
Вычислительный центр всё это
вычислил, кроме хозяина, и даже решил брать. Операцию разработали. Слона списанного
в цирке купили, чтобы оргпреступность не спугнуть, и по дороге на болото
отправили. Дрессированный слон по слабо наезженной лесной дорожке удачно
добрался до болота (а в сторону никак, даже слону - чащоба) и, не зная заветную
тропу (никто не знал, кроме бригады, и не подсказал никто), благополучно
затонул. В прессе шум подняли, мол, заслуженный слон сбежал. Кто вернёт, тому
премия в размере…
Какой-то следопыт нашёл. Уши и
хвост, торчащие из болота. Сообщил, но премию ему не дали, потому как не вернул.
В прессе опять шум подняли, мол, нарушение санитарных норм и правил. Слон
разложится и всю клюкву потравит к чёртовой матери вместе с экологией.
Городские власти пошли навстречу негодованию народных масс и назначили
добровольцев по эвакуации останков, о чём три дня неустанно информировали во
всех подконтрольных средствах (а под контролем были все средства, независимо от
форм собственности).
Под добровольцев замаскировали
группу захвата. Но бригада как-то раскусила коварный замысел властей и двоих
оставила рядом со слоном, остальные успели. В дело ввели группу уничтожения и
вот уже неделю Пьер с Мишаней живут на болоте, готовя свой спектакль и поджидая
второй состав охраны. Всех разом сподручней, а остальных группа захвата в
городе переловит. Это не проблема.
За время служебного проживания
Пьер с Мишаней тайную тропу через болото нашли и даже подобрались к базе,
расставив нужные декорации. Неделя прошла не впустую. На высших курсах их
обучали по системе Станиславского. Если ружьё повесили на сцене в первом акте,
то в третьем оно обязательно выстрелит, а человек с ружьём до третьего акта
ждать не будет, поэтому здесь, как на войне: "Не ты его, так он
тебя".
Силуэты осторожно ступили на
"тропу войны". Тропа по щиколотку скрывалась под водой, и лишь строго
придерживаясь особых примет, можно было аккуратно, не торопясь, пройти узкой,
полуметровой "дорогой жизни". Так они и шли. До средины. Пьеру
надоело это тихое движение, и он нажал на кнопочку портативной подрывной
машинки. Два глухих взрыва прогремели одновременно. Дуплетом. Один из нихподнял приличный столб грязной воды перед
движущимися силуэтами, другой - сзади. И хотя заряды были всего ничего (по
четыреста грамм, чтобы тропе сильно не навредить, возвращаться-то надо),
ребята, обстрелянные в различных горячих точках Советского Союза и отобранные
лично начальником цеха (бывший полковник, спецназовец КГБ), отреагировали
правильно. Как учили - врассыпную и залегли… а там - приволье, даже слону не
тесно…
Пьер поспешил к Мишане. И
вовремя. Отработавшая две недели смена затосковала и насторожилась. Два глухих
хлопка на болоте в такой глухомани - событие. Приведя себя в повышенную степень
боевой готовности, "лесные волки" заняли позиции, согласно боевому
расчёту. В томительном ожидании и гробовой тишине прошло два тягучих,
предбоевых часа. У "маковцов" нервы оказались крепче.
-Идите к болту,
- распорядился старший смены, - а я здесь поколдую и догоню.
Трое бойцов с опаской и оружием в
положении для стрельбы стоя, осторожновтянулись в проход, вырубленный ими же в непроходимой чащобе. Старший
смены готовил базу к уничтожению. Так в инструкции написано. Внезапный мощный
взрыв и неожиданное падение старой осины, перекрывшей своей разлапистой кроной
дорогу к болоту, вынудило тройку развернуться назад и открыть беспорядочную
стрельбу. Но второй взрыв аккуратно положил на расчищенную тропу
труднопроходимую крону берёзы, преградив путь к отступлению. Четыре сработавшие
шашки белого дыма, нагнали на бойцов дополнительный туман, что дало возможность
Пьеру поупражняться в стрельбе по звуку с подветренной стороны. Трёх выстрелов,
которые гармонично слились с поднятой какофонией, было вполне достаточно.
Мишаня, легко проникнув на базу,
после пяти минут рукопашного боя (так получилось) обезоружил противника и был
неприятно удивлён.
-Стас?!
Стас - разведчик, друг, афганец,
с которым вместе выходили из того памятного боя. Вернее Стас выходил, а Мишаня
у него на плечах висел. Десантный батальон, усиленный их разведротой, высадили
вертушками (вертолётами) на перевал с задачей в течение двух часов
воспрепятствовать продвижению пуштунских боевиков (около двух тысяч воинов
преданных Исламу) до подхода танкового батальона армейской группировки. Задачу
выполнили. Танки на вторые сутки после высадки подошли. Разработчики операции
длину маршрута и время прохождения танковой колонны высчитали точно, а высоту
(в горах) не учли. Вот танки двое суток и добирались. От батальона осталась
рота, а от разведроты - два отделения. Чтобы просчёт разработчиков прикрыть,
некоторым павшим, перед огневой точкой которых много пораженных целей
насчитали, звание Героя Советского Союза присвоили посмертно, а живым по
Красной Звезде дали.
-Мишаня?!
-Я…
А что ещё сказать? Мишаня вернул
обезоруженному другу военных лет помповое ружьё и посоветовал: "Застрелись
сам". Стас взял. Минут пять раздумывал. Выражение его лица менялось каждую
минуту. В нём как в зеркале отразились и наглухо забивающая носоглотку
афганская пыль, и приятный запах сырых портянок у разведённого костра, и
смрадный, застоявшийся дух советской бюрократии и душок "крепкой мужской
дружбы" новоделов, и "удобные" понятия братков…
Засеребрилась прядь волос
тридцатилетнего мужчины. И, вроде, человеком рос, но довела жизнь до кручины.
Мальчишкой в Армию ушёл. Служил рабочему классу. Вернулся. Нет страны. Сплошная
касса. Притёрся. Втёрся. Преуспел. "Срубил" большие
"бабки". Женился. Жил. И дочь родил… а после - "к верху
лапки". Наехали. Жена ушла. Дочь удочерили. Как дальше жить? И где страна?
В Армии учили…
Через пять минут вся эта гамма
переживаний Стаса сформировалась в мысль: "А зачем? Я ещё поживу, - и он
направил ружьё на Мишаню. - Давай, кто раньше…" Первым выстрелил Пьер.