Повязав на голову ажурный чёрный
платочек работы неизвестного мастера, Элиз зажигала свечи. По одной и с
интервалом. И не то, чтобы верующей стала. Религиозность модно и настойчиво
проникала в высшие круги светского общества. Надо было соответствовать. Тем
более, что строительство салона "Елизавета" находилось в стадии
внутренней отделки.
В элитном храме "Иссуши мои
слёзы" шёл молебен в память о безвинно павших в необъявленной войне за
выживание, развязанной в 1991 году Гарантом всех людей и народов земель
российских и его приспешниками. Братоубийственная война была самая затяжная,
кровавая и подлая из всех войн, которых Россия знала прежде. Жертвы её -
непредсказуемы. "…и служили идолам, о которых говорил им Господь: "не
делайте сего"; …и оставили все заповеди Господа Бога своего, и сделали
себе литые изображения двух тельцов… и служили Ваалу…"
Первую свечку Элиз поставила в
память о случайно павшем Перефьютькине старшем: "Вы жертвою пали…"
Хороший был мужчина. Ткнув надушенным платочком то место, на котором у рядом
стоящих блестела слеза, она зажгла вторую свечу, отдавая дань бойцовским
качествам поверженного противника, павшего в честном бою за выживание. Сильная
была женщина…
Помянула двумя свечами и бывших
мужей Фельдухеров, хотя последний был ещё физически здоров, но уже душевно и
безнадёжно болен, а это - труп (ходячий)…
Поставила свечу и за упокой души
Придворкина, который верой и правдой, и голубой кровью, и военной косточкой
служил общему делу, но пострадал по закону немирного времени. Ослушавшись
приказа, поплатился жизнью. Толковый боец, но приказ начальника есть приказ и
закон для подчинённого. Никто не имеет права ослушаться, тем более нарушить. И
даже помышлять об этом не должен. Война…
Помянула и Федула, которого после
трагической гибели Придворкина выписала для особо секретной миссии из Сальска.
Конечно, Федул не такая большая сволочь, как Косяк. Порядочная сволочь. А за
неимением дворничихи…
Глубинная разведка Элиз доложила
о наличии соперницы, скрывающейся в Ростове. Получив за некоторую сумму более
уточнённые данные, она решила провести разведку боем и двинула Федула. Федул
двинулся засланным казачком, приняв к сведению щедрый аванс и подробный
инструктаж. Герой-любовник старался (за обещанное вознаграждение), но не нашёл
брешь в обороне противника и, как вывод, не оправдал доверия. Это суеверие - не
к добру…
Утонул Федул. На реке Ср. Егорлык
утонул. Во время ловли раков. Нырнул, раков наловил, обратно засобирался, но
зацепился трусами за проволоку и не вынырнул. Кислорода не хватило. Асфиксия.
Откуда взялась эта проволока местные не знали. Раньше не было. Лишь один из
юристов Элиз знал, но никому не сказал. Да никто и не спрашивал. Приезжий.
Случайно в эти места попал… с аквалангом. Откуда ему о проволоке знать? Намыло,
наверное…
Помянула Элиз и первого
несостоявшегося жениха, Толика Перефьютькина. Попал Толян. Опутали пацана,
охмурили религиозным дурманом и затащили в хитро расставленные сети. Пал Толик
смертью храбрых при исполнении священного долга и служебных обязанностей во имя
сына, святого отца и его детища…
Восьмая свеча покоилась на дне
сумочки в режиме ожидания. Рано ещё, а торопить события было как-то неловко.
Мать всё-таки. Волевая и бескомпромиссная Элиз (а по-другому никак в военное
время) не простила мадам Общак предательства ссылки с последующим замужеством.
Она считала, что эти бездумные действия матери откинули её на много лет назад
при достижении цели на пути к сердцу Пьера. Избранный Элиз путь пролегал не
так, как у людей. Ни через желудок, ни через мочеиспускательный канал… Другого
пути Элиз не знала, но искала и наткнулась на преграду в виде долговременного
оборонительного сооружения, а преграду надо преодолевать, будь она хоть в
Ростове…
Успешный Волк дожил до старости
седин. Проснулась в Сером дремлющая совесть. Он глянул в зеркало и прорычал:
"Кретин! Молись о сгубленных тобою овцах". Покаявшись, к священнику
пришёл. Взошёл священник на амвон и проповедь читал. Лил слёзы Волк. Выл,
сдерживая стон, и поминутно головой об пол, лоб расшибая, ударял. Бился в
безумном исступлении. Забрезжило на горизонте искупление и просветлением
наполнило сердца… На исповедь пришла Овца… и пала перед Волком ниц. Волк,
просветлённый, горло перегрыз…
Пьер прощался со столицей.
Осталось нанести последний визит. Мишане. Голова работала отчетливо. Руки чётко
и слаженно подхватили две дорожные сумки, а ноги легко и привычно пересчитали
ступеньки и вынесли во двор, где он когда-то чуть не угодил под колёса
Антошкиной коляски. Время бежит… и ему неплохо бы поторопиться. До отлёта
самолёта совсем ничего, а надо ещё успеть с Мишаней бутылочку коньячка
уговорить.
Мишаня пребывал в мрачном
настроении и сумрачном расстройстве силы духа. Коньяк не брал. Мизерная пенсия
по инвалидности не являлась средством к существованию. Жена Мишани, беспощадно
эксплуатируя швейную машинку, обшивала соседей, знакомых и друзей, что давало…
но мало. На работу Мишаню не брали.
-Я им говорю,
что здоров. Ну, голова немного побаливает. Так не часто ж! Да и какое отношение
голова имеет к работе грузчика. А они мне знаешь что?
-Что?
-Вали отсюда! А
один откровенный попался, разъяснил. Мы, говорит, со здоровых людей инвалидов
делаем, умственно отсталых. Только дурак сможет работать за такие деньги, как
мы платим. А ты уже инвалид. Загнёшься невзначай - придется твою семью
пожизненно кормить. Средь нас, брат, дураков нет…
-Я тебя беру на
работу.
-Не понял?
-Вот адрес.
Старый. Нового пока нет, - и Пьер ровным почерком аккуратно вывел:
"Ростовская область. Сальский район. "Арсенал 44/бис". - На
проходной попросишь соединить с президентом…
-С Путиным? -
весь выпитый коньяк молнией ударил в голову Мишане.
-Со мной…
-???
-Всё понял?
-Не понял. А
если не соединят?
-Скажешь, что
ты новый управделами при президенте фонда "Средство Шмитт", и
покажешь проездной на трамвай, а потом паспорт.
-А зачем
проездной. У меня нет, я по льготе езжу.
-Ну, если нет,
тогда один паспорт. Я команду дам. Предупрежу, что ты по льготе…
-Так ты… -
начал соображать Мишаня.
-Так я.
На этом друзья распрощались, и
Пьер убыл. Поскольку указанный в завещании отца срок ещё не подошёл, то он был
президентом без портфеля с совещательным голосом и законным правом на апанаж[1], которым пока ещё не
пользовался. Без надобности было. А тут семьёй решился обзавестись, и как
нашлось…
Свадьба не соответствовала
разросшейся пышности городка бывшего арсенала и размаху прилегающей пустыни,
заасфальтированной на одну треть, и выглядела довольно-таки скромно. Было
несколько Наташиных подруг (человек пятнадцать), госпожа мама, мадам Кюрю,
Андрей с Юлей и Антошкой и Элиз с каким-то приятелем. Распорядителем,
естественно, был Мишаня. Он вписался в должность, как будто там и был, и даже
начал приносить существенную пользу, что объективно подметили старожилы.
Благодаря отсутствию столпотворения счастливых родственников, друзей и знакомых,
Пьер и Наташа находили возможность пообщаться с каждой категорией приглашённых
отдельно (подружки, мамы, Волконские, Элиз), что придавало торжеству более
семейный и уютный характер.
Все три дня общения молодых с
Элиз и её приятелем были посвящены искусству бодиарта и заповедным местам
экзотики Биссайского материка, которых не касалась ещё ни одна кисть художника.
"Приятель" Элиз, Кизяк Акакиевич Губошлёпкин, был признанным мастером
столичной тусовки и его имя висело на слуху в изостудии "Мастер-класс",
где Наташа готовилась к дипломной работе. После тесного трёхсуточного общения,
а Кизяк был не только мастером своего дела, но и умел красиво заговаривать
зубы, Губошлёпкин обратился к Наташе, как будто вопрос был давно решён и
осталось лишь обговорить кое-какие мелочи:
-А почему бы
вам не взять тему дикой природы и не выехать на натуру, совмещая приятное, я
имею в виду свадебное путешествие, с полезным, этюды на биссайском материке?
-А в самом
деле, почему бы? - Наташа задиристо взглянула на Пьера.
И тут на авансцену народного
гулянья с благопропитанным лицом Арии-Мандолины вышла Элиз и под одобрительные
аплодисменты собравшихся вручила путёвку на десятидневный тур по нетронутой
экзотике Биссаи, оплаченную совместным международным предприятием "Мы вам,
Вы нам".