Они молча сидели на кухне.
Вдвоём. Вечерние сумерки вяло проникали сквозь открытую форточку, извещая об
окончании ещё одного дня жизни вселенной по земному счёту. Свет не включали. А
за окном неприватизированной квартиры столичной многоэтажки жёлтые листья
сентября неумело ложились на мокрый асфальт…
На столе вокруг нераспечатанной
бутылки водки зеленели два огурца, чернела краюха хлеба, а кусок колбасы
нерешительно испускал резкий дух чеснока и лояльный аромат специй. Пустые
гранённые стаканы терпеливо ожидали первой порции. Андрей прикурил целую
сигарету от только что выкуренной и спросил у сестры:
-Как жить
дальше будешь?
-Как отец
научил, так и буду.
-Он тебе ничего
насчёт учёбы не говорил?
-В классе
восьмом я с ним советовалась: "Куда пойти учиться?" Он ответил:
"Тебе жить, тебе и решать". Больше мы на эту тему не разговаривали.
Решила в "Коммерческий"…
-Ну и?
-Выучусь, а там
как Бог даст.
-Тогда я тебе
скажу. Понимаешь, Лена, бизнес - это… Ну, короче, честного бизнеса не бывает.
Можно аккуратно платить налоги, быть чистоплотным с партнёрами и пунктуальным с
кредиторами, выпускать качественную продукцию и отпускать средства на
благотворительность… но используя наёмный труд, нельзя оставаться до конца
честным. Я не говорю об эксплуатации человека человеком. Всё это бред. Каждый
человек свободен и сам выбирает свой путь развития. Кому-то дано, кому-то не
дано… но нельзя лишать человека свободы, насильно загоняя в жёсткие законы
наживы и конкуренции. Казалось бы, сбросив "коммунистические оковы"
ведения народного хозяйства, люди получили возможность жить по принципу
"что поработаешь, то и пожуешь", а вышло - не получили. Сколько
сейчас стоит умная голова или золотые руки? Вот именно, сколько заплатят. А
закон рынка? "Если можешь не платить - не плати", а будешь платить -
сам в трубу вылетишь…
-Андрюша, мне
это отец давно объяснил и слова как ты не подбирал…
-А что?
-Он просто не
пошёл в бизнес, хотя его многие приглашали… Ну, ладно. Пошли спать.
-Я ещё посижу.
-Сиди. Я тебе в
комнате отца постелила. Да, а как мы будем…
-Никак. Мне
ничего не надо.
-Тогда возьми
это, - и Лена положила перед Андреем общую тетрадь в коричневой коленкоровой
обложке, подержанную временем.
Андрей распечатал бутылку,
наполнил стакан, но пить не стал. Нагромождение эпизодов последних событий
спонтанно всплывало в воспалённом мозгу и укладывалось по полочкам, начиная с
первого дня.
Это был обычный солнечный день.
Ещё не осенний, но уже не летний. Андрей, как всегда, обедал дома. Юля
отпросилась в магазин, оставив Антона под наблюдением отца. Пообедав, Андрей
занялся с сыном хозяйственными делами. Обеденное время пролетело незаметно.
Андрей стал часто поглядывать на часы и входную дверь. Прозвенел звонок. Он с
облегчением открыл, но это была не Юля. Расписавшись в получении телеграммы,
Андрей ознакомился с текстом: "Отец умер. Лена". Пытаясь понять
парализованным умом откуда на бланке появляются мокрые кляксы, Андрей
механически прошёл в комнату. Его горькие слёзы, выйдя из-под контроля,
самостоятельно истекали на почтовый бланк телеграммы. Из оцепенения вывел
Антошка.
-Это больно? -
спросил маленький Антошка, имеющий смутное представление об этом несуразном
слове "умер".
-Очень больно.
Поедем на похороны, сам увидишь. Деньги найдём и поедем…
-У меня есть!
Сорвался с места Антошка и через несколько секунд протянул Андрею банку из-под
кофе, в которой копил средства на покупку "Денди".
В таком положении их и застала
Юля, вернувшаяся из магазина с многочисленными пакетами. Андрей протянул ей
телеграмму и заторопился в полк. Получив все возможные выплаты на месяц вперёд
и временно передав дела и должность заместителю, он вернулся домой. Дома никого
не было. Юля с Антошкой расторгали детскую страховку, оформленную при рождении,
а больше никаких сбережений и не было. Добирались на перекладных, но успели…
В назначенное генералом Яблонским
время к дому, где до сей поры жил генерал Волоконский, подъехал санитарный УАЗ.
Глафира Спиридоновна засобиралась:
-Люля, одевай
Антошку…
-Не с роддома
забирать… Андрей с Леной вдвоём поедут, - сказал, как отрезал Мефодий Иванович.
Куда и зачем знала Лена.
Держалась она молодцом. Досталось ей… Они вдвоём на даче были. Кирилл
Степанович обрывал яблоки, Лена собирала помидоры…
Яблок в перевернувшемся на бок
ведре было немного. Остальные раскатились, обрамляя лежащего на сырой земле
Кирилла Степановича осенней спелостью…
-Па-па!!!
Это был первый и единственный
раз, когда отец её не услышал. Лена не раз замечала, что отец держался за
сердце. К Рекомендации Евлампиевне за советом обращалась, но она сказала, что
даже их институт Кириллу Степановичу не поможет. Добрее сердца, чем у него, она
не встречала за всё свою многолетнюю практику. "И ни какие препараты и
операции ему не на пользу. Его сердце одному Богу подвластно и не нам
решать…"
Отец лежал в гробу, оббитом
красным сатином, который стоял на цементной тумбе комнаты выдачи морга, или как
её там по научному. На нём был парадный генеральский мундир. Лицо спокойное,
немного желтоватое, руки…
-Он у вас
молодец, даже гримировать не пришлось, - сказала горничная, или как её там, и
выписала квитанцию…
Лена села в кабину, Андрей в
кузов. Положив свою руку на скрещенные руки отца, он пристально вглядывался в
знакомые с детства, до боли родные, но неживые, черты лица. Машину подбросило
на выбоине, отец неодобрительно качнул головой, и тут Андрей ощутил всю, как
пишут в газетах, "горечь утраты". Больно припав (и не почувствовав)
на одну из пуговиц отцовского мундира и удерживая рукой гладко выбритую
холодную щёку, Андрей зарыдал. Не заплакал и не завыл, а именно зарыдал.
Впервые в жизни. Его прорвало. Рыдал долго, по-мужски, не всхлипывая и не
останавливаясь…
Во дворе толпились знакомые и
незнакомые люди, но все были "свои", в форме, даже те, которые пришли
в гражданке. Отца в дом не заносили. Гроб поставили на приготовленные
табуретки. Люди подходили и уходили, возложив цветы и немного задержавшись у
противоестественно недвижного Кирилла Александровича. Вскоре табуретов видно не
стало, а гроб с телом отца покоился на холмике из живых цветов.
Приехал ритуальный автобус…
Хоронили по всем правилам Устава ВС РФ. Речей не было. Пригласительных не было
и приглашённых. Были искренне скорбящие люди и никто из них не выражал
соболезнование семье покойного, "в связи с безвременной кончиной…"
так как сами себя считали его детьми и братьями. С каждым из присутствующих у
Кирилла Степановича были свои личные отношения, которые являлись собственным, а
не публичным достоянием.
"Я есть кем был. Другим не
стану. Хвала и лесть, конечно, манят, но внемля сладкому обману, я быть собою
перестану…" Поминали в одной из офицерских столовых гарнизона. Водкой и
солдатской кашей. Кирилл Степанович так наказал. Андрей кашу есть не стал, не
лезла. Кушать не хотелось. Стакан водки выпил. Люди, как и во дворе, приходили
и уходили, молча опрокинув фронтовые сто грамм из алюминиевой кружки,
предварительно кивнув портрету с чёрной лентой.
Со столовой Яблонские с Юлей и
Антошкой поехали к себе. Перед тем, как сесть в машину Антошка снова вызвал
слёзы, но не сквозь смех.
-Ба! Дед Кирилл
тоже военный генерал. Ты была права…
Андрей открыл тетрадь в
коленкоровом переплёте. На свежевклеенном листке каллиграфический почерк отца
выстроил шеренги ровных строчек в предбоевой порядок: "…своекорыстие в
армию внедряли, армия скрипела и стонала… а на мундире генеральном за звездой
звезда сияла… Функционеры Партии рубили лес - войска растаскивали щепки. Везли
с Афгана джинсы, секс… сертификаты "Ленин в кепке". Инвалютную
"Берёзку" посещали… Тлетворны "негативные примеры". Серость
мозга жить мешала. "Мышленье" меняли офицеры. Со всевозможных
ракурсов разглядывая мир и презирая однозначность, "товарищам"
адресовали: "Сир", - а господам: "You evil! Fuck you!"
Бросив на алтарный камень мозги времён всех и народов, жрец разума послал в
атаку инстинкт животный, алчную свободу: "Я пришёл воевать всяку нечисть,
- говорил военкому "вояка". - Чтобы семью обеспечить, на гражданке
крутиться надо…" Удовольствует денежным довольством министерство
"рыцарей удачи" с превеликим удовольствием… Родина-мать плачет.
А что такое Родина? Песня
лебединая… паперть для юродивых и изба старинная… Не "хавка" это, не
"халява", это ствол берёзки белой, прохлада ключевой воды, мята лугов
и запах хлеба… Андрюша. Мне немного осталось. Свидимся ль? Не знаю… Но знаю,
что этот дневник попадёт к тебе наверняка. Не собираюсь никого, а тем более
тебя, поучать с того света. У Тургенева есть "Записки охотника".
Считай это "Записками натуралиста". Каждый из нас -
естествоиспытатель жизни.
Ты с юмором относишься к
написанию "мемуаров", но тебе будет небезынтересно ознакомится с
жизненными наблюдениями "коллеги", прошедшего по тропе, которая для
тебя, пока, - дорога. Главное, чтобы Антошке не довелось прочесть уже
написанное мной в твоём дневнике, а вести ты его начнёшь рано или поздно…"
Андрей взглянул на стакан, на
бутылку, но пить не стал. Он долго всматривался в тёмное окно, потом достал
сигарету, закурил и перевернул страницу:
"Война лягушек и
мышей", - не я придумал. Древние греки. А я прочёл в библиотеке: Царь
мышек Крохоед, вскарабкавшись на спину царя лягушек Толстоморда, плыл
посмотреть лягушечье их царство. Вдруг рядом прозвучавший всплеск пловца
насторожил. Струхнул, нырнул на всякий случай Толстоморд. Смыло волной мышонка
Крохоеда… И мыши на лягух войной пошли: "За Отечество! За царя-батюшку! За
Родину! За Сталина! За интернациональную помощь! За конституционный
порядок…"
Война - мышиная возня без правил,
где ставится на карту жизнь. Но не своя, а подданных (безусых юношей и молодых
мужчин). Вершат судьбы "мышат" и "лягушат" цари. И, что не
говори, пренебрегая чужой жизнью, смерть воспевают верностью Отчизне…
Нет, я не Бог;
как дерзнул ты
бессмертным меня уподобить?
Перенеси себя в Античный мир, где
Конституцией служили мифы, где письменность рождалась в манускриптах культуры
греков, и вынеси вердикт. Странник слепой, певец-сказитель, собрав аэдов песни
воедино, поэму “Илиаду” написал. Свободный от смердящих шор цивилизаций
цивилизованных инсинуаций о Трое рассказал.
…в формации общинно-родовой
светильник здравомыслия коптит. Заблудшая овца идёт за стадом, боги Олимпа
раздают кредит, а “разум возмущённый” не кипит. Не всяк умен, кто с головой, но
всякий лишнему умишку рад: вольноотпущенный изгой, властитель и покорный раб.
Жизнь, удрученная судьбою Атлантиды, сама собой течёт, не подчиняясь эпосу
Фемиды, из рая вытекая …или ада, течёт упрямо по спирали. По той или иной
причине от истоков родовой общины, через русло мирозданья, пришла к нам
шестистопным описаньем:
“Те к славе рвутся, эти раздувают
Игру войны и развращают граждан,
Те метят в полководцы, те - в
начальство,
нрав показать, а тех нажива манит
-
не думают о бедствиях народных”…
Не буду цитировать долго Гомера.
Смысл войны передам своими словами. Кто-то сказал: “совесть - это химера”, но
аморальна война без морали. Блеснул неразумный умом, который имеет, и
заблестел, потому как давно уже лысый. В светской тусовке удобной неразберихи,
вылезли “в люди” сквалыжные алчные крысы.
“Ей нравится порядок стройный
Олигархических бесед,
И холод гордости спокойной,
И эта смесь чинов и лет…” (А.
Пушкин).
Те к власти пришли, которых нашли
на помойке - жертвы аборта не разродившихся мифов: о “человек - человеку…” о
“перестройке”, “от каждого - всё…” А всем-то всего-то и нету… Чары французских
духов и вторичные жёны запахом пота сплелись в повивальном банкете. Дамы,
коттеджи имущие с видом на море, виды имеют отнюдь не в розовом свете. Имеют
приемлемо, от передела без нормы, скинув послед с оболочкой и пуповиной. Имеют
и власть предержащие гномы… павшие роты безвинно повинных.
Юные вдовы от безысходности тают.
Выплакав горе, мамы до срока
седеют.
Альтернативу призывникам
предлагают,
Нет лишь ротации тем, кто от войн
богатеет.
…борт за бортом катали лётчики
честно. Партия Ленина долг отдавала, афганский. Верность присяге - конкретный
удел контингента. Губы мальчишек шептали подушке солдатской: “Домой
возвратимся, если спасёмся от смерти, а не вернёмся, считайте, что мы
коммунисты”. Без рук возвращались, без ног, но духом окрепли. На
горно-пустынной чужбине служили Отчизне.
Тягчайшее бремя томительной
брани…
В кромешной ночи сияет зарево
битвы…
Трепещет духанщик в набитом
товаром духане…
Магометаниншепчет Аллаху молитвы…
Новый Генсек, хурал депутатский
возглавив, остановил между жизнью и смертью челночные рейсы… Те, кто цинично
Большую Страну раскупали, щедро набили валютой алчные кейсы… Самим Генеральным
Запад гордится. Фонд-тёска не просит ущербных дотаций. Верховный попал в
окружение… пиццы. Без боя отдал пакет политических акций…
Продали полки неимущих дивизий…
Десять лет наводили “порядок” в
Афгане…
Миротворцы Чечню “умиротворили”…
Барды песни сложили...
о “Чёрном Тюльпане”.
Прошли года наивной веры. У ворот
ада ангелы из рая… Уплыли в невидаль доверия галеры, судьбами смертныхв смерть играя. Грязью Чечни и гнусной
предательской пылью смертники башни в Нью-Йорке взрывали. Нет веры вечно
живущим на празднике смерти у тех, кто там был… и тех, кто там пали…
Дальше шла хронология афганских и
чеченских событий с кратким анализом и выводами. Заключительная часть
"Трёхлинейка" была посвящена вялотекущему военному строительству
последних двух десятилетий… или интенсивно протекающей разрухе. Надо было
вчитываться и вдумываться. С лёту не охватишь и не ухватишь… Андрей аккуратно
закрыл тетрадь, протёр её зачем-то рукавом и, временно пристроив в настенный
шкафчик, пошёл спать. А проникшая через форточку летающая нечисть всю ночь
упивалась так и не початой дармовой водкой…
